Антология средневековой мысли. Том 2

Так что же вводит людей в заблуждение и отнимает у них блаженство? Единственно — последнее Я, в котором человек отворачивается от Бога и обращается к самому себе, хотя надобно ему возвратиться в Бога: он же утверждается в собственном Я, основанном на его личной самости, и в слепоте своей приписывает себе то, что принадлежит Богу, и, устремляясь к этому, со временем погрязает в пороках. Кто пожелает правильно оставить это Я, тому следует трояко заглянуть внутрь себя самого: во-первых, погружаясь в себя, посмотреть на ничтожность своего собственного Я, помня о том, что его Я, как и Я всех других вещей, — это ничто, удаленное и исключенное из Того, что является единственной действующей силой. Во-вторых, человеку (глядя в собственное Я) не следует упускать из виду, что даже при наивысшей погруженности его Я (в Бога), его самость часто еще сохраняет свое действие, поскольку, возвращаясь из погруженности в Бога обратно в мир, не уничтожается в нем полностью. И наконец, пусть человек отвергнется от себя и по своей свободной воле откажется от своего Я во всем, в чем он когда-либо поступал, исходя из своей тварности, пребывая в несвободной множественности относительно божественной истины — в любви или страдании, труде или покое, — так, чтобы он, не замечая ничего иного, всеми силами растворялся в Боге, бесповоротно отвергаясь от своей самости, становясь, таким образом, единым со Христом, во всякое время по единению из Него действуя и все вещи воспринимая в таковой простоте. Вот такое отрешенное Я становится подобным Христу, о чем в Писании апостолом Павлом сказано: «И уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2,20). Это я и называю совершенным [гармоничным] Я. А теперь рассмотрим второе слово, о котором Он [Экхарт] говорит, а именно «оставить»[475]. Оно означает «отказаться» или «оставить без внимания»; и это не означает такого отказа от своего Я, при котором оно бы совершенно уничтожилось, а скорее — оставление его без внимания, и это правильно.

Юноша: Хвала тебе, Истина! Возлюбленная Госпожа, скажи мне, неужто у блаженного и отрешившегося от всего человека совсем ничего не остается?

Истина: Без сомнения, случается, что когда добрый и верный раб внидет в радость своего Господина (ср. Мф. 25, 21) и станет там пить от неисчислимого изобилия дома Божия (ср. Пс. 35, 9), то неизъяснимым образом уподобляется он тогда охмелевшему человеку, забывающему самого себя: и он — уже не он, отьединившись и отвергшись от себя в Боге и став с Ним во всем единым духом (ср. I Кор. 6,17). Ибо подобно тому как теряется малая капля воды, сливаясь с морем вина и принимая на себя и в себя вкус и цвет вина, так и у тех, кто пребывает в столь полном блаженстве, неизъяснимым образом исчезают все человеческие желания, и они оставляют самих себя и всецело растворяются в воле Божьей. Если бы в человеке оставалось нечто, от чего нельзя освободиться, то были бы неправдой слова Писания: «Да будет Бог всем во всем» (ср. I Кор. 15,28). Остается же только его сущность, но в другой форме, в иной славе и в ином достоинстве[476]. И все это происходит через беспредельную отрешенность этого блаженного. И он [Бернард Клервоский] так говорит о смысле этих слов[477]: «Не знаю, может ли человек в этой жизни стать настолько отрешенным, чтобы понимать, что ему никогда не следует смотреть на свое собственное, будь то в любви, или в страдании, но лишь любя и понимая себя через Бога и всесовершенный разум. Об этом пусть скажут те, кто это испытал, мне же, по моему разумению, такое кажется невозможным[478]».

Из этих слов ты можешь почерпнуть ответ на свой вопрос, ибо истинная отрешенность такого благородного человека в земной жизни похожа на отрешенность блаженных, о которых говорилось, что они — более или менее, в зависимости от степени, в какой соединились, — стали едины с Богом. Особо отметь: он говорит, что тогда они отвергаются от своей самости и переходят в иную форму, иную славу и иное могущество. Что же это за другая форма, кроме как божественная природа и божественная сущность, в которую влились они и которая излилась в них? Может ли быть иная слава, нежели просиять и преобразиться в неприступном свете Божием? (ср. 1 Тим. 6, 16) Что за иное достоинство, которое, исходя из этой сущности и этого единства, наделяет человека божественной силой и божественной способностью делать или не делать все то, в чем состоит его блаженство. И, как сказано, вот так человек приходит к тому, что перестает быть только человеком.

Юноша: Госпожа, возможно ли это в земной жизни?