Но на это отвечают, что такое деление материи [происходит] не по истинному различию, но по видимости и по имени, поскольку она одна по числу, и поэтому такое деление будет [иметь место] только по способу произнесения. Это опровергается так: если мы примем это, тогда, хотя эта материя обладает формой наивысшего рода, и возникает субстанция, которая является наивысшим родом, не будет никакого дальнейшего отличия (differentia) и степени (gradus) материи, хотя степени формы добавляются вплоть до низшего вида, как мы говорим о субстанции, теле, не-небесном, смешанном, одушевленном, животном, осле. Итак, здесь приведены семь степеней формы: от наивысшего рода до низшего вида, а именно, форма субстанциального, форма телесного, форма не-небесного, форма смешанного, форма одушевленного, форма животного, форма вида осла. Но в отношении материи нет никакой степени или отличия, поскольку она одна по числу, неделима по своей сущности, как они говорят, и принимает форму наивысшего рода, например, форму субстанции. Но в таком случае я показываю, что она не может взять из формы ничего более, и не находится в потенции к другим степеням формы, и что так никогда не возникнет осел и никакой другой низший вид. Ибо вещь наивысшего рода неуничтожима и не может возникнуть, поскольку природа не может ее разрушить или породить, ведь она предшествует природе ангельской и небесной, каковые [ангелы и небесные тела] не возникают и не уничтожаются. Но причина неуничтожимости ангела и неба (и в этом согласны все) та, что форма в них осуществляет (complete) всю потенцию материи и прекращает ее стремление (appetitus), поскольку причина уничтожения вещей уничтожимых есть потенция к новой форме и стремление, о чем все знают и говорят. Итак, поскольку вещь наивысшего рода неуничтожима, понятно, что ее форма осуществляет всю потенцию материи и прекращает ее стремление. Итак, эта материя не находится в потенции и не приспособлена к дальнейшим формам, а стремление к этому в ней прекращено. Следовательно, прекратится возникновение вещей, и после вещи наивысшего рода не возникнет ничего из тех подлунных вещей.
Но поскольку у них есть кое-какие лживые увертки, должно быть рассмотрено и иное. Ибо они говорят, что материя, если ее рассматривать в отношении сущности (essentia), одна во всем, если же в отношении бытия (esse), различна. Но это ложно в соответствии с приведенными аргументами, из которых следует различие по сущности, и в отношении степени, и в отношении отличий (diffirentia). Кроме того, [это] доказывается и иначе: дело в том, что бытие есть первое свойство (passio) вещи, как говорит Авиценна в «Метафизике», а те, кто допускает эту ошибку, говорят, что бытие более существенно вещи, чем [ее] неотъемлемое свойство (propria passio), что я хочу исследовать здесь, а не где-нибудь еще, поскольку это ложно. Но если [бытие] есть неотъемлемое свойство [вещи], тогда оно исчисляется только сообразно исчислению своего субъекта, как «способное смеяться» исчисляется сообразно исчислению человека, в Сократе или Платоне. Следовательно, сообразно исчислению бытия самой материи исчисляется сущность материи, которая есть субъект ее бытия. Если же [бытие] более существенно, как они говорят, тогда с еще большей очевидностью следует, что перечисляется то, чему оно существенно, поэтому эта сущность исчисляется необходимо.
Кроме того, говорят, что материя, если она не одна по числу, есть тогда род или вид, или универсалия, или предикабилия. Но это они отбрасывают, поскольку Аристотель говорит в седьмой книге «Метафизики»[135]
, что материя отлична от сущности любой предикабилии. Однако из ряда высказываний явствует, что «предикабилия» там употребляется вместо «относящегося к предикаментам» (praedicamentale); а потому он учит там, что материя отлична по сущности от всякой предикаментной формы, например, от субстанциальной формы, от количества, от качества, и то же по отношению к прочим предикаментам; и поэтому «предикабилия» не употребляется вместо «универсалия», ни вместо того, что предназначено сказываться о многом, но вместо «относящегося к предикаментам»; и эта [ошибка] — изъян плохого перевода, как явствует из всего этого отрывка.