Антология средневековой мысли. Том 2

Равным образом на основании плохого перевода утверждают, что только акт разделяет, каковое [высказывание] приписывают Аристотелю в той же седьмой книге «Метафизики»[136]. Но форма и акт есть одно и то же, так что добавляют: следовательно, только форма различает и разделяет вещи. Но это не так, поскольку он не говорит, что разделяет только акт, но «акт разделяет»; и если имеется в виду форма, то [Аристотель] говорит так потому, что наиболее явно деление по форме, чем по материи. Различает и разделяет и то и другое, хотя более явно деление в отношении формы, и она разделяет в первую очередь, поскольку обладает в составной [субстанции] большей силой и достоинством, нежели материя. И, кроме того, он не употребляет там «акт» в значении «форма», но в значении «актуальность», каковая противоположна потенции. Ведь [слово] «акт» используется трояко: во-первых, вместо «форма», в соответствии с тем, что говорит Аристотель во второй книге «О душе»[137], что душа есть акт тела, то есть форма. «Акт» также употребляется вместо «действие» (отсюда — глагол «действовать» (agere), и вследствие этого он там же называется Аристотелем «второй акт» (actus secundus). Ведь форма есть первый акт, и действие, которое есть второй акт, происходит от нее; поэтому он говорит, что душа есть первый акт, а не второй. В-третьих — [как] противоположность потенции, в соответствии с чем он часто говорит, что акт и потенция суть противоположности. И, таким образом, [здесь «акт»] используется вместо «актуальности», в соответствии с чем мы говорим: вещь есть в акте существования (in actu existendi), то есть актуально, сообразно чему говорится, что сын рожденный существует актуально, а сын в семени — в потенции. И в этом, третьем, смысле Аристотель говорит там, в седьмой книге [«Метафизики»], когда утверждает, что акт разделяет. Ведь он указывает, что из двух актуальных не возникнет одного, и из двух потенциальных также, но из двух, одно из которых в потенции, а другое — актуально, возникает одно.

И благодаря этому опровергается их Ахиллес[138], коего они используют вместо доказательства. Ведь они доказывают так: «Посредством интеллекта мы извлекаем форму из звезды, камня и прочего. Итак, поскольку форма разделяет и различает, поскольку, как говорит Аристотель, разделяет акт, следует, что материя того и другого не будет иметь того, чем различалась бы сама по себе, а потому она будет одна и та же». Это [рассуждение] — беспредельная глупость. Ведь, во-первых, как явствует из сказанного, оно основывается на плохо и неверно понятом авторитете. Во-вторых, они уподобляются ослам, когда исследуют, каким образом различается материя того и другого. Ведь тот же самый аргумент относительно формы я выражу так: мы извлекаем из формы неба и камня материю того и другого; далее, я исследую, каким образом различаются формы — определенно, сами по себе, поскольку они различны по природе. То же самое скажу о материи того и другого; ведь они сами по себе различны в вещах, различных по виду, и не благодаря формам. Ибо не только формы различны по сущности (per essentiam) в различных видах, например, в камне и звезде, но и сами материи в видовой природе различны по отношению друг к другу. Отсюда [одна] составная [субстанция] отлична от [другой] благодаря форме и материи [первой], отличных от материи и формы второй. Но форма отличается от формы сама по себе, и материя от материи — благодаря своим собственным природам, так что различие материи не происходит от [различия] формы, как и не наоборот. Наконец, мы можем привести в свою пользу [слова] Аристотеля, который говорит в седьмой книге «Метафизики»[139], что порождающее не порождает иначе, кроме как благодаря материи; итак, материя есть причина отличия и не форма. Так можно аргументировать против них. Но нам не нужен этот аргумент вместо истины, поскольку эта фраза Аристотеля имеет иной смысл.

Итак, как наивысшие роды, например, субстанция, качество, количество, различны не через иное, но по своим сущностям, самим по себе разным и отличным [друг от друга], так и материя отличается от материи по сущности, и форма от формы. Или, если мы хотим сказать более конкретно, скажем, что они различны по своим видообразующим отличиям. Ибо по определению формы вещей, различных по виду, обладают видовыми отличиями, как и сами вещи. Отсюда, как телесная и бестелесная субстанции различаются в отношении этих отличительных признаков, телесного и бестелесного, так и телесная и бестелесная материи, каковые суть виды материи, различаются посредством этих отличительных признаков, то есть телесного и бестелесного; равно и форма — телесная и бестелесная.