Антология странного рассказа

Успенский завалился на спинку скамейки и затих, закрыв глаза. Преодолевая отвращение, Антон приступил к обыску. Ощупывать старую учительницу было противно и мерзко. В многочисленных карманах находилась какая-то гадость и грязь: ошмётки, объедки, окурки, обрывки. Антон огляделся, полез Успенскому за пазуху и вытащил бумажный свёрток размером со спичечный коробок. Спрятав свёрток в карман, Антон пошёл к трамвайной остановке.

В свёртке оказалось стекло от очков, больше ничего.

Лёгкость, с которой Антон отыскал Успенского, задала новое направление антоновым мыслям: иногда можно годами, десятилетиями колесить по городу и не встретить ни одного мёртвого знакомого, а тут безо всяких поисков, только прибыл в чужой город и — раз — натыкаешься именно на того человека, ради которого приехал сюда. Не значит ли это, что не он ищет покойников, а они находят его? Для чего?

Чтобы что-то сказать или что-то передать? Кому? Ему или кому-то другому? И ещё: почему он начал видеть мёртвых, когда ему исполнилось сорок? Почему не раньше?

Высадившись на черниговском вокзале, Антон гадал, кого встретит на этот раз: Теккерея, Дилана Томаса или Габриелу Мистраль. Раздался треск (валили дерево): Антон оглянулся и увидел Рильке. Тот выгуливал огромного пса.

— Добрый день, — поздоровался Антон, пытаясь вспомнить, кто у него есть в местном ЛОМе, — не могли бы мы пройти в отделение и побеседовать? Вот моё удостоверение.

— Зачем же, — Рильке отвёл антонову руку. — Вы же гомеопат, не так ли? Андрей Петрович предупреждал меня о вас. Жалко, конечно, что всё кончилось. Неожиданно как-то. Вы не подождёте? Я только хлеб домой занесу. Я тут рядом живу. А вы подержите, пожалуйста, пса. Граф, сидеть, ждать.

Рильке отловили на третий день на даче у его коллеги по институту. К тому времени Рильке был мёртв уже двое суток. Как и ожидалось, в ладанке на груди дважды покойного Антон нашёл тайник: огрызок простого карандаша, завёрнутый в вырванный из журнала лист.

Мелькнувший второй раз Андрей Петрович навёл Антона на мысль, что интрига происходящего с ним связана не столько с тем, что было завёрнуто, сколько с тем, во что было завёрнуто. В мусорном ведре Антон отыскал бумагу, служившую Успенскому свёртком для стекла, и сопоставил с бумагой Рильке. Оба листа были из одного и того же номера журнала «Юность» за шестьдесят третий год. И в первом, и во втором случае текст шёл сплошняком, без фотографий и рисунков, ни фамилии автора, ни названия.

В тексте, изъятом у Славика Омельского, рассказывалось об австрийском писателе-модернисте Райнере Марии Рильке, лист, обнаруженный на груди учительницы, содержал биографическую информацию о русском писателе-демократе Глебе Успенском.

То, что границы его — антонова — внутреннего мироздания оказались размытыми, не слишком взволновало Антона: когда-то это должно было произойти. Но почему «гомеопат»? Гомеопатия — это лечение подобным, но маленькими дозами. Кого он должен лечить? И как?

Антон подумал, что за ответами пора снова куда-нибудь съездить, может быть, в Измаил. Конечно, в Измаил.

— Цель командировки? — спросил начальник отдела кадров.

— Поиск доказательств, — ответил Антон.

— Знаете что, — сказал начальник отдела кадров, — у меня в Измаиле друг живёт, почти родственник. Я вас попрошу захватить для него передачку, ладно? Маленький такой свёрток. Много места не займёт. Вот тут распишитесь. Деньги сегодня до половины второго.

Стоя в очереди в кассу, Антон развернул свёрток: «продолговатый» камешек от чёток, завёрнутый в вырванный из «Юности» лист. Текст рассказывал о Степняке-Кравчинском.

— Ну, падла, — сказал Антон и побежал в отдел кадров. Дверь была закрыта: начальник отдела или ушёл куда-то, или заперся.

— Открой, сволочь, — Антон поколотил в скрадывающий звуки дерматин, а потом в гулкую табличку, на которой было написано: «Начальник отдела кадров майор Харон Андрей Петрович».

— Ладно, потом, — решил Антон. — Когда вернусь.

И пошёл получать патроны.

В поезде Антона серьёзно просквозило, и в Одессе он вышел больным и разбитым, с температурой, мысли скакали и путались.

«Почему "Юность"?»— мысленно как бы спрашивал Андрея Петровича Антон.

«А что — "Новый мир" лучше?» — мысленно как бы отвечал Антону Андрей Петрович.

«Почему я?» — снова задавал вопрос Антон.

«А почему я?» — спрашивал Андрей Петрович.

«Ну, сука, дай мне только вернуться», — просил Андрея Петровича Антон.

«Вернись», — просил Антона Андрей Петрович.

По дороге в Измаил, в Татарбунарах, грязные бессарабские дети запустили камнем в окно Антона. Антон проснулся, обсыпанный осколками. Пересесть на другое место не было сил, остаток пути до Измаила Антон доехал под бьющим в лицо ветром, что немного привело чувства и мысли в порядок.