Антология странного рассказа

Слова разбегались в звуки, лепились друг к другу так, как будто он был в пустой металлической цистерне, и кто-то… возможно, владелец спасительного плеча… кричал-кричал… кричал…

Но в то же время кто-то другой в его сознании хладнокровно и презрительно повторял, стараясь, чтобы голос его был не слышен окружающим и особенно тому, кричащему, вопиющему, вопрошающему:

«Да, повезло. Повезло, ты понял? И если повезёт ещё больше, возьмешь интервью у кого-нибудь из жрецов…».

Но все это не более чем крыша.

«Нет, не крыша, а… ксива, записочка такая, из железного цилиндра в другой, такой же металлический… Слышишь, ксива!..».

В действительности же он ведёт расследование. Своё собственное расследование. Он ни на кого не работает, вот так!

Адам закричал, но не слышал своего голоса, только стенки цистерны металлически бубнили:

— Что… что… что… что-о-о-о-с-вами… свами… ами?..

«Ты что, и вправду думаешь, что ведёшь расследование? Расскажи это своей чёртовой бабушке…».

Да! Да, ни на кого! Если его разоблачат, он с чистой совестью скажет всем, народу и трибуналу, именно это, и никто из них: ни одна ведьма, ни один друид — не сможет опровергнуть это заявление.

«Ты не в курсе, парень, — с насмешкой возражал голос, какой-то теперь кафельный и банный, мягкий, не настойчивый, даже как будто женский, — их средства, знаешь ли, сильнее любого детектора лжи или наркотика правды. Что называется, у них и не такие начинали говорить…»

Но ему-то и в самом деле не в чем более признаваться. Пока, во всяком случае. Расследование не касается ничьих интересов, кроме его собственных.

Беда в том, что сам он в этом не был так уж совершенно уверен, и, следовательно, как только они вскроют его сознание, тут же эту неуверенность отловят.

«Да уж будь уверен! Расскажешь и то, что знаешь, и то, чего не…» — издевался голос, теперь напоминавший Адаму смесь крика павлина и блеяния козы.

— Нет… — вновь не слыша собственного голоса, закричал Адам. — Вы от меня ничего не добьётесь… Я ничего не знаю. Это личное дело…

«А сам-то ты в этом уверен? Вот вскроем тебе череп, и сразу будет видно…»

Адаму показалось, что огромная тёмная тень наклонилась над ним, и в руке сверкнул скальпель. Колени подгибались, розовый туман клубился уже у подбородка.

В этот момент кто-то больно ткнул локтем в спину. Адам через силу обернулся. Молодой парень с круглым лунообразным лицом тупо и одновременно проницательно смотрел ему прямо в глаза. Маленькая папиллома на верхнем веке мелко вздрагивала.

— Извините…

Парень запустил руку в нагрудный оттопыривающийся карман кожаной куртки, и Адаму вновь стало страшно. Он отвернулся, ожидая беспричинного удара по голове или в спину, под лопатку. Всплыло хокку Саеки: «Прости! Когда-нибудь/ и мне снесут голову,/ как я — тебе…

— Ему, как и мне сейчас, было страшно…

Ничего не происходило.

Взгляд Адама, не повинуясь хозяину, запрокидывался за спину к круглоликому парню, и теперь казалось, что тот запустил руку под ремень кожаных брюк, и что-то пульсирующее, скользкое, всплывающее из тайной глубины не то детства, не то инобытия… папиллома… слюна в углу толстых выпяченных губ, наглый обессмысленный взгляд теперь выпученных глаз, устремленных в опасную глубину мысли, которую невозможно скрыть…

Тем временем в центре спирали события сменяли друг друга. Вновь у Адама в сознании мелькнул иероглиф ¥ и раннее утро с ней на огромном камне у подножья поросшей мелколесьем горы, скрывающей слепящий диск восходящего солнца. Роса на камне, на широком атласном рукаве её платья, на окружающей камень траве, на листьях отдалённых деревьев. Сияющее темно-синее небо кажется усеянным жемчужными блестками росы. Каждая капля до краев наполнена тишиной, бездонной тишиной, которая случается только на рассвете. И он уже не видит женщину, он видит самого себя, падает в пропасть инобытия, туда, где не нужны слова, где влекуще и смутно сияет темным пламенем лампада юген, таинственное пламя поэзии. И тьма…

Воспалённое ожиданием чего-то страшного воображение перепрыгивало с предмета на предмет, постоянно крутясь вокруг мысли о возможном разоблачении. Чувство реальности не возвращалось, и Адам не понимал, действительна ли смена событий или это его сознание показывает ему как бы фильм ужасов, особенно изощренный тем, что ничего страшного, собственно, не происходит, но в этом-то и состоит самое страшное. Сам ритуал, идущий со скоростью, превышающей человеческие возможности, таит в себе ужас поглощения… события в центре спирали стремительно сменяют друг друга… и всё рассеивалось: окружающий туман и тьма, глухо бьёт в барабан тяжелой кистью небо… птичий крик… К разноцветным жрицам медленно приближается высокое существо в мехах, с головой, скрытой рогатым шлемом-маской. Оно, спиной к Адаму, то приближается, то удаляется, как будто кто-то играет трансфокатором… Да, оно повернуто спиной, и невозможно рассмотреть морду…