Антология восточно–христианской богословской мысли, Том I

Сказав опять же, что мужество — это борьба с веществом[1707], целомудрие есть власть над страстями[1708], рассудительность — власть лучшего в устроениях житейских[1709], а справедливость — лучшая сторона равенства[1710], они всего лишь, как сами и думали, установили распорядок жизни, обуздав пределом неумеренность в ту или иную сторону. Но они не смогли ни помыслить, ни вообразить ничего лучшего или высшего, чем настоящий жизненный удел и, вынуждаемые неразумием распаленного сердца, эту свою добродетель они отнесли лишь только к видимым вещам, не допуская даже мысли, что она есть нечто высшее и сродное небесному благоустройству. Те же, что просветили верой очи сердца и кому наставником и учителем выступает блаженный Павел, добродетель определили как устремляющуюся к Богу, и земные дела своим порядком окоомляющую[1711]. Вот почему сам Воспеваемый всеми исчислил много видов добродетели, но три из них провозгласил избранными: веру, надежду и любовь[1712]. Из них вера дарует людям сверхприродные дары, присоединяя тем самым к умопостигаемому то, что еще носит многострадальное одеяние вещества. Ведь именно вера дарует людям, топчущим почву и валяющимся на земле, знание того, что осталось непознаваемым для рода ангелов и прочих бестелесных сил. Она приводит их к царскому невообразимому престолу и устрояет точное просвещение от безначальной и несозданной природы, собственным блистанием просвещая мглу чувств. И если [пристало] к уму от здешнего что‑то плотное и туманное, то она стирает это и помогает ясно видеть то, что не достигшим зрится и недоступным постигается.

Надежда же удостаивает человека не грез, как кому‑то может показаться, но, в современных обстоятельствах приготовляет к достойному держанию грядущего и удостаивает достоверного знания о том, что еще не произошло во времени, как будто оно уже наступило, предоставляя это разуму и приводя пред взором то, что едва ли можно было ожидать. Дело в том, что надежда преодолевает встречающиеся препятствия, соединяет вожделенное с вожделеющим, побеждая быстрое течение времени образом (sc§sei) грядущего.

Что касается любви, то она есть главизна относящегося к нам таинства. Дело в том, что она умолила Бога–Слова, всегда на земли сущего, прийти плотским образом. Таким образом, обе добродетели друг дружке сопутствуют, ведь вера есть зерцало любви, а любовь является утвержением веры.

Мы веруем, что Бог–Слово бесстрастно воплотился, и благочестиво веруем. Сие есть основание нашего спасения. Но мы и любим Того, Кто ради нас принял зрак рабий, не претерпев при этом ни превращения природы, ни сделав приложения к Троице.

Таким образом, всякий христианин, не обогащающийся верой, надеждой и любовью, не есть тот, кем он себя считает, даже если он частенько думает, что подчинил тело и освободился от душевных страстей. Такой человек стяжает лишь нравственную добродетель, но не удостаивается победных венцов. Ибо он не достиг богословием распорядителя венцов всем честно подвизающимся в добродетели.

Так вот, вера, как я сказал, есть главизна всех благ, и она должна храниться безупречной. В нее не следует привносить ничего сомнительного от человеческих мудрований. Не следует ее также помрачать пошлым пустословием, но она должна пребывать внутри евангельских и апостольских пределов, и никто да не дерзнет перетолковывать то, чем мы спасены, и то, что мы начертали языком в крещении.

Ведь высота веры отражает любой приступ дерзости и наглости, не только человеческой, но и той, что возносится бестелесной природой. Как восклицает блаженный Павел: «Даже если мы или ангел с небес благовестит вам противное тому, что вы приняли, да будет проклят» (Гал. 1, 8). Ведь ангел поставлен служить, а не учить вере, и он обманщик, если не придерживается всего того, на что он поставлен, но дерзает на то, что выше его естества. Но если бы даже кто дерзнул вводить что‑нибудь достоверное в отношении естества, то пусть новизна его проповеди будет отвергнута. Будем же хранить усердно то, что мы приняли, отверзая присно очи душевные, чуждые парения, к сокровищнице веры.