— Гостя я вам привез, Антон Алексеевич, принимайте. От самого Алексея Максимовича Горького.
Дверца машины вновь отворилась, из нее, ступая с зыбкого пола машины, выпорхнул большеголовый человек в очках.
— Цитович, — сдержанно представился он.
— Губенко, Антон, — сухим кашлем зашелся командир отряда, виновато посмотрел на болезненно-усталое лицо комиссара.
— Надо ему создать условия, — назидательно сказал Котов, — повозить на самолете, домой пригласить, с Анной Дмитриевной познакомить. Хорошо, Антоша?
— Есть, товарищ комиссар! — Антон окостенело смотрел в недоуменные прищуренные глаза Котова.
— А-а! — комиссар засмеялся жидким прокуренным голосом, потерявшим четкость, возрастную грань. — Писатель это. Писать ему поручено. Хорошо написать, так, товарищ Цитович?
Цитович обременительно улыбнулся, двинул узкие плечи вверх.
— В моей эскадрилье есть летчики получше Губенко, — прозвучал грубый голос Курдубова. — Виноват. Командир эскадрильи майор Курдубов…
Котов всосал в рот губы, пожевал, помял и выплюнул их синими, натянутыми, как кожа барабана.
— Товарищ Цитович, можете работать. Товарищу Горькому скажите, что советские пилоты… одним словом, не подкачают. — Голос Котова обрел силу, был звонок, как верхние регистры старого инструмента. — Капитан Губенко, выполняйте распоряжение. Вам, товарищ командир, — обратился Котов к Курдубову, — надлежит прибыть ко мне через четверть часа.
Котов обвел взглядом замерших в оцепенении летчиков, покровительственно улыбнулся, и, не подав никому руки, сел в машину и уехал.
Курдубов не был сломлен беседой полкового комиссара Котова, своей вины не признал. В годовой аттестации на Губенко он писал:
«…По характеру болезненно впечатлителен и самолюбив, поэтому повторяются случаи невыдержанности и нетактичности по отношению к командованию эскадрильи, заносчивости перед товарищами по работе. В полетах проявляет воздушное хулиганство, что по случайности не стало тяжелым происшествием, нуждается в постоянном контроле…»
Командир авиационной бригады майор Константин Викуленко прочитал аттестацию и внизу, где положено производить запись выводов старшего начальника, написал: «С оценкой командира эскадрильи согласиться нельзя. Тов. Губенко сильно восприимчив и впечатлителен. Требует по отношению к себе более гибкого и умелого подхода в руководстве, но это не всегда учитывает комэск».
Отношения с Курдубовым осложнялись каждый день. Отряду Губенко были занижены оценки сдачи зачетов. Некоторые летчики неожиданно получили взыскания, а сам капитан Губенко предупреждение.
Проанализировав положение в отряде, Антон написал командиру эскадрильи рапорт о причинах, мешающих отряду вновь стать передовым. Рапорт Губенко вызвал новую волну неприязни со стороны Курдубова.
Антон направил письмо комдиву Бергольцу. Он писал:
«Прочел аттестацию за период 1936 года и прошу ее пересмотреть. Написанная пристрастно, под впечатлением поданного мною рапорта о недостатках во взаимоотношениях и тормозе в работе отряда командиром части и личной неприязни ко мне…»
Антон вручил это письмо лично комдиву и просил вызвать для объяснения.
В феврале комдив Бергольц, подведя итоги социалистического соревнования на лучший отряд, определил первое место отряду Антона Губенко. В марте комиссар и начальник политотдела бригады возбудили ходатайство о награждении летчиков и техников орденами…
В мае 1936 года постановлением ЦИК СССР за выдающиеся успехи по овладению боевой авиационной техникой и умелое руководство боевой и политической подготовкой личного состава Антон Алексеевич Губенко был награжден орденом Ленина.
Постановление было передано по радио. Техник самолета, услышав это сообщение, подбежал к старту знаками показал Губенко: «Не взлетать».
— Поздравляю вас, командир, с награждением!..
Губенко наклонился к борту, выслушал молча, проявив величайшую выдержку. Махнул рукой — дескать, не задерживай вылет — и пошел на взлет.
Через полчаса о награждении Губенко знал весь аэродром. В воздухе, безграничной лазурной дали, Антон выдержку свою все-таки потерял и пилотировал в этот день, пожалуй, больше, чем в самые озорные дни в начале своей летной карьеры. Он выписывал самолетом по небу весьма замысловатые фигуры, выражая неудержимое чувство радости. Сестра писала Антону:
«Твой орден — это не только твоя, но и моя радость, носи его с честью, оправдай будущей работой. Я знаю — ты настойчив, упрям».
Дом Губенко наполнился шумом, людьми, поздравлениями. Ему слали телеграммы, письма, запросы — тот ли это Губенко? Приезжали, заходили.
Поздравляли отовсюду. Из Качи, родного села, любимого Дальнего Востока — родные, друзья, стойкие единомышленники, безгранично поверившие в летный талант Антона, и те, кто никогда не понимал его мятежной и ищущей души.
Глава четвертая
…Уезжали днем. Предстоял долгий путь до Алма-Аты, а затем, покинув уютные вагоны пассажирского поезда, всем им, «искателям нелегких приключений», предстояло лететь на военных самолетах до первого китайского городка. Путь лежал в город Ханькоу.