Антон Павлович Чехов в школе

Тригорин и Аркадина – хозяева, и, одновременно, рабы своей профессии, которая диктует им стиль жизни, отпуская лишь ту меру реальности, которую они в состоянии переварить. Творчество выстраивает их судьбу, вынося за скобки всё, что мешает ему. В первую очередь, для них важно то, что они пишут и играют. И даже если делают они это технически хорошо, – всё равно во всех их «творениях» неминуемо скажется их «половинчатость», человеческая недостаточность, а потому и – фальшь. Ведь более всего и Аркадина, и Тригорин любят себя в искусстве, не наоборот. Вот почему им бесконечно чужд тот итог, который выстрадала Нина Заречная: «…в нашем деле – все равно, играем мы на сцене или пишем – главное не слава, не блеск, не то, о чем я мечтала, а уменье терпеть. Умей нести свой крест и веруй».

Нина Заречная. Хотя образ чайки в пьесе многозначен (об этом далее), всё-таки, в первую очередь, он относится к Нине Заречной. Именно Нина первой соотнесла себя с чайкой, – объясняя своё появление в имении Сорина: «Отец и его жена не пускают меня сюда. Говорят, что здесь богема…боятся, как бы я не пошла в актрисы…А меня тянет сюда, к озеру, как чайку…Моё сердце полно вами…» Заметим, говорит она это Треплеву.

Чуть позже, переживая провал своей пьесы и охлаждение к нему Нины, – именно в такой последовательности, потому что для Треплева очевидна причинно-следственная связь между ними: «Женщины не прощают неуспеха», – Треплев, сам находясь на грани самоубийства, убивает и чайку. Убивает демонстративно, для Нины. Конечно, это жест отчаяния. Это понимание того, что Нина – Чайка для него потеряна навсегда.

Характерна реакция Заречной: не испуг, не раздражение, не укор: она равнодушна и к Константину, и к его символическому жесту. Она говорит, что не понимает его: «Я слишком проста, чтобы понимать вас».

Не чувствует Нина предупреждения судьбы, не соотносит с собой подстреленную

чайку. И это даже после «расшифровки» смысла, которую в её присутствии произвел Тригорин: «Сюжет для небольшого рассказа: на берегу озера с детства живет молодая девушка, такая, как вы ; любит озеро, как чайка, и счастлива, и свободна, как чайка (вспомним признание самой Нины – Н.Т.). Но случайно пришел человек, увидел и от нечего делать погубил её, как вот эту чайку».

Вот уж точно, вначале было Слово!

Услышать бы его Нине. Но – «Сон!» последнее слово, произнесенное Ниной под занавес II действия. Героиня спит и грезит. Грезит о сцене, успехе, какой-то прекрасной, значительной жизни. Мечтает о любви и Тригорине.

Их отношения вообще не лишены литературности. Он, расставаясь, говорит: «Я буду вспоминать. Я буду вспоминать вас, какою вы были в тот ясный день – помните? – неделю назад, когда вы были в светлом платье… Мы разговаривали…ещё тогда на скамье лежала белая чайка

». Заметим, тригоринские ассоциации довольно прочно связали облик (светлое платье – белая чайка) Нины и подстреленной птицы. Видимо, никакой трагедии он в этой ситуации не видит, если дважды посвящает Нину в эту страшную аналогию. Нине бы задуматься над этим, пока не поздно. Но нет, поздно, медальон с литературной цитатой-признанием уже подарен: «Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, то приди и возьми её».

И хотя Заречная слова Тригорина задумчиво повторяет: «Да, чайка…» – но ничего изменить уже не может. Она уже в полете за любовью и славой. Именно так она и понимает счастье. Потом жизнь, кажется, сделает всё, чтобы «подстрелить» её: предательство любимого, смерть их ребенка, профессия, в которой надо ездить в вагоне третьего класса и выносить ухаживания образованных купцов. Одним словом, «груба жизнь!» – но Нина борется, она спорит с судьбой, она не соглашается на вариант подстреленной птицы. Вот почему в последней сцене с Треплевым она трижды (!) говорит: «Я – чайка…Нет, не то…»

Путь её в искусстве не усыпан розами. К своему успеху она пришла через сомнения и разочарования, но смогла преодолеть всё, и теперь её судьба – не «сюжет для небольшого рассказа». Она говорит о себе: «Я уже настоящая актриса, я играю с наслаждением, с восторгом, пьянею на сцене и чувствую себя прекрасной. А теперь, пока живу здесь, я всё хожу пешком, всё хожу и думаю, думаю и чувствую, как с каждым днем растут мои душевные силы…»

Во время последнего свидания с Треплевым, в письмах к которому она подписывалась Чайкой, Нина взволнованно и несколько сумбурно пытается найти для себя ответ на вопрос о своем призвании, цели, вообще – о своей жизни. Неужели и в самом деле, она – подстреленная чайка? Неужели, и в самом деле, можно уложить её жизнь и страдания в простенькую схему тригоринского сюжета?

В ходе этого разговора ей удается овладеть своим волнением и, наконец, сформулировать то, что уже жило в душе и мысленно спорило с Тригориным: «Я чайка…Нет, не то…Я актриса…»