Антон Волков. Книги 1-4

«Боже мой, вот когда глупость женщины отнюдь не благо, а погибель в прямом смысле слова», — раздраженно подумал пан Викентий.

— Хорошо, мы сейчас все выясним, — Марчевский подошел к окну, немного отодвинул штору и посмотрел вниз. Улица была пустынна. — Иди, Зося, делай как я сказал!

Дождавшись, пока она выйдет, Пан Викентий подошел к столу и, не убирая пистолета, сел напротив гостя. Отметил про себя, что тот держится достаточно спокойно. Наверное, надеется выкрутиться? Но ноздри до сих пор щекочет сладковато-приторный запах «Фрюлинга», а это смертный приговор!

— Итак, — глядя в глаза незнакомцу, сказал Марчевский, — пан знает меня, мое бывшее звание, знает, где я живу, а я, представьте, пока не знаю о вас ничего. Не хотите восполнить пробелы?

— Пан полковник не прав: офицер всегда остается офицером, даже если армия потерпела поражение, — мягко улыбнулся гость. — Поэтому я обратился к вам по званию. Однако вы, похоже, действительно меня не помните?

— Представьте себе, — с издевательской усмешкой ответил полковник.

— Я Тараканов, из Кракова.

— О, так пан русский? Интересная новость. И что же вы делаете здесь? Откуда знаете меня, как нашли мое жилище в этом городе? Отвечайте быстро, на долгие разговоры нет времени.

— Надеюсь, пан полковник не станет стрелять в квартире при женщине, если я достану сигареты? — вместо ответа поинтересовался Тараканов. — А на ваши вопросы я отвечу. Все очень просто — мне нужны пенёндзы,[4] а знакомых здесь нет. Я случайно увидел вашу даму и пошел за ней, надеясь на счастливую встречу с вами. Вот и встретились. Не откажите в помощи бывшему сотруднику дефензивы?[5]

— Складно лжете, господин Тараканов, но неправдоподобно. Во-первых, Зося не выходит из дома! А во-вторых, среди сотрудников дефензивы у меня не было знакомых с фамилией Тараканов. И вообще там не служат эмигранты!

— Не служили, но сотрудничали! — уточнил гость без тени смущения. — Полиция не может обходиться без осведомителей.

— Согласен, — кивнул Марчевский, — но теперь вы, видно, быстро сменили хозяина.

— Прошу вас, не торопитесь с выводами! — примирительно поднял руки Тараканов. — При новом хозяине зачем бы мне деньги? Кстати, могу предложить вам купить весьма интересную вещь, и надеюсь, она придется вам по вкусу. Но самое главное — деньги! Они у вас есть?

— Короче, чего вы хотите? — самоуверенность Тараканова начала раздражать пана Викентия. С каким удовольствием он всадил бы между глаз пулю этому бывшему полицейскому осведомителю, наверняка перешедшему на службу к оккупантам. Слишком много говорит за это. Может быть, не ждать темноты, а пристрелить его прямо в квартире, а потом уйти? Нет, пока ничего еще не ясно с его собственными делами, нельзя столь явно бросать вызов немцам: они хватятся своего соглядатая, придут, обнаружат труп и…

— Ну, говорите, я же жду! — поторопил Марчевский.

— Вот, — Тараканов сунул руку в карман и вытянул из него за тонкую золотую цепочку изящное распятие. На небольшом нательном крестике была прикреплена искусно вырезанная из слоновой кости фигурка распятого Иисуса Христа. — Не откажите, пан полковник, а то я совсем издержался. Не сомневайтесь, золото всегда в цене. И обратите внимание, это очень старая работа. Оно ваше, если заплатите.

— Сколько? — с иронией поинтересовался полковник.

— Сто пятьдесят марок, — не моргнув глазом, ответил Тараканов. — Ни пфеннига меньше.

— А злотые вас не устроят? Покажите… — Марчевский взял протянутое распятие, повертел, рассматривая. На оборотной стороне было выгравировано: 25 декабря. — Дата Рождества Христова… Напомните, господин Тараканов, где мы могли встречаться раньше?

— В Польше «Б»,[6] например. Вообще в Восточных кресах,[7] когда там велась борьбе с коммунистическими партизанами. А злотые будут в цене еще не скоро. Берите, я вижу, вам нравится.

— У меня нет такой суммы. Но могу предложить сто марок, тоже неплохая цена.

— Хорошо, ни вам, ни мне! — хлопнул себя ладонью по колену Тараканов. — Пусть будет сто двадцать пять. Из уважения к дате!

Впервые за все время разговора бледная улыбка тронула губы пана Викентия. Он положил пистолет на стол и убрал распятие в карман пиджака.

— Скажите, Тараканов, сколько вам лет?

— Это имеет значение? — нимало не смутившись, ответил вопросом на вопрос бывший осведомитель политический полиции. — В отличие от женщин я не делаю секрета из своего возраста. Мне тридцать шесть. А что?

— Вы еще так молоды, — продолжая улыбаться, пояснил Марчевский, — но торгуетесь, как старый еврей на варшавской барахолке. Берите, что вам дают.

— На варшавской барахолке не бывал, не знаю, — парировал Тараканов. — Я вообще не бывал до войны в Варшаве, только проездом. Но деньги счет любят, пан полковник. Я на эти марки жить собираюсь, понятно? И во время войны надо есть, пить, где-то спать, что-то надевать на себя…

— Скоро лето, — меланхолично заметил пан Викентий.

— Еще не скоро, — огрызнулся гость, — до лета успеешь с голоду подохнуть. Давайте сто двадцать пять и разойдемся. А нет, так верните вещь, как-никак золотая. — Он требовательно протянул руку.