Антони Адверс, том 2

Казалось, утро никогда не наступит. Антони не мог поверить, что каких-то несколько часов назад ему было тепло и блаженно-радостно на сияющем берегу. Теперешний мир был иным. Его знамениями были тьма, озверевший дождь и видение крокодильей злобы в сияющей вспышке. Как он мог так ослабеть за одну ночь? Он привязал себя поясом к стволу.

К утру ветер улегся, дождь перестал. Свет наконец пробился через темный, разбухший балдахин, медленно влекомый ветром над самыми верхушками деревьев. Пришла новая напасть. На них набросились несметные полчища москитов и гнуса. Пятидесятирукое индуистское божество и то не смогло бы отбиться от стольких насекомых. Укусы доводили до исступления. Москиты налетали серыми стаями и сосали кровь.

Теперь они видели, куда их занесло. Это была плоская песчаная отмель, ярдов сто длиной и двадцать шириной. Ее острый нос указывал вверх по течению. Самое высокое место было всего в нескольких футах над водой. Это был крокодилий караван-сарай и любимое пристанище скорпионов. Чудо, что им удалось высадиться в темноте и добраться до деревьев. Вода прибывала, из-под корней вылезали все новые крокодилы, большие и маленькие. Пять или шесть кружили под деревьями, злобно огрызаясь друг на друга. Все кру растеряли свои копья. Лодка не возвращалась. Обезьяна вертела головой и постанывала, расчесывая оранжевый зад. Хуан сидел на нижней ветке, лицо у него было красное, опухшее и походило на обезьянью задницу. Однако никто не смеялся.

- Что дальше, хозяин? - еле ворочая губами, выговорил Хуан.

- Завтрак, - сказал Антони, силясь улыбнуться.

- Ага, для крокодила, - отозвался Хуан.

Он прислонился к стволу, символ распухшего отчаяния. Кру сидели на ветвях, как мокрые черные вороны на гротескных виселицах, и молчали.

Совершенно очевидно, делать было нечего. Они и не делали. Сидели. Антони горел, как в огне, его лихорадило. Он нашел развилку поудобнее, устроился в ней и решил подумать, но вместо этого задремал. Ветер прогнал гнус. Однако тело было уже отравлено насквозь. Глаза заплыли и не открывались. Вдруг все закричали хором. С деревьев неслись отчаянные вопли, обезьянка подвывала. Это они услышали звуки выстрелов ниже по течению.

Что если лодка опять пройдет мимо? Ведь может. Сам Антони ничего не видел, только проблески света через раздутые до глаз щеки. Он стянул рубаху и замахал ею, вопя до хрипоты.

Громогласный звук гонга прозвучал отсрочкой смертного приговора. Крики, выстрелы. Крокодилы не хотели покидать насиженный остров. Казалось, все происходит где-то далеко. Антони было безразлично. Руки и ноги распухли и не двигались. Он горел от ног до макушки. Смутно он почувствовал, что его снимают с дерева. Его окатили чем-то божественно холодным, унимающим зуд. В рот влили превосходной голландской водки. Он закашлялся.

"Можно лечь и спать. Никаких молний в черном лесу, никаких москитов. Можно лечь и спать. Можно..."

Через три часа они были в Бангаланге и его несли вверх по холму. Нелета, плача, уложила его в постель. Он ее не видел. Это она послала лодку. Ему было все равно.

- Не мешайте спать, говорю вам, не мешайте спать. - Он провалился в отравленное забытье.

Через два дня опухлость спала, он смог подниматься с кровати. Однако он чувствовал себя обессиленным, под глазами появились большие белые круги. Если бы не они, лицо его походило бы на бронзовую маску. Он и впрямь загорел, однако пользу от проведенных на барьерном рифе дней свела на нет последняя ночь на песчаной отмели. Он не слушал ничьих советов. Фердинандо говорил, нужно пить двойную порцию хинного настоя, чтобы победить лихорадку. Но Антони опротивела горечь. Вместо этого он постоянно курил и пил пунш. Вино кончилось. К обеду он тупел, тогда ему удавалось немного поспать. Иногда он просиживал всю ночь с сигарой у рта.

Нелета с жадностью накинулась на него после разлуки. Он пытался извлекать пассивное удовольствие из ее страсти. Это распаляло ее еще больше. По утрам он лежал со следами ее зубов на груди, вставать ему было лень и незачем. Снаружи временами лил дождь. Лес дышал влажными испарениями. Изредка выглядывало солнце, на несколько минут превращая двор и комнату в подобие турецкой бани. По утрам он находил в башмаках голубую плесень. Одежда отсырела.

Неделя неожиданно и необычно ясной погоды внезапно вернула ему волю к действию. Он спустился в док, проследить, как оставшихся невольников грузят на "Эль Аргонаутико", присланный из Гаваны корабль. Теперь бараки опустели. Антони чувствовал облегчение. Теперь несколько месяцев не будет караванов, они не приходят в дождливый сезон. Корабль привез много почты, в том числе из Ливорно.