Антони Адверс, том 2

Когда он мог мыслить ясно, то понимал, что наверняка умрет. Убеждение росло по мере того, как уходили силы. Он уже не мог сам налить себе вина. Нелета постепенно перестала давать ему ром. Хотя она, несомненно, спасла его от более быстрой смерти, и выглядеть он стал лучше, страдания стали более осознанными и потому более мучительными.

Дождливый сезон близился к концу. Антони знобило и лихорадило по целым неделям. Он часто бредил. От этих дней жара и слабости, когда происходящее в нем и во вне безнадежно смешалось, память с поразительной ясностью затянувшегося наркотического сна сохранила несколько эпизодов. Он не мог вспомнить, что было на самом деле, а что в бреду. Возможное и невозможное казалось равно достоверным. Вымысел и явь представали чередой изменчивых образов. В них отражались его мрачные мысли, словно происходящие в пространстве, подверженному смягчающему действию времени. На много недель они заместили собой события.

Пространство вытянулось. Оно стало больше в длину, чем в ширину, причем протяженность его все время менялась. Иногда черные резные фигурки в изножье кровати придвигались вплотную. Чудные африканские горгульи строили ему рожи, то так близко, что их вытянутые языки тянулись к его лицу, то в сотне футов, и тогда кровать растягивалась, как дорога с воротами в дальнем ее конце.

Может быть, этой победе длины над шириной способствовало Нелетино зеркало. Оно стояло на комоде в дальнем конце комнаты, прямо напротив Антони. В зеркале он видел и себя, и все, что творится в комнате. Нелета как-то накрыла зеркало полотенцем, но Антони не мог вынести слепящую белизну перед глазами, и попросил полотенце снять. Когда Нелета выполнила его просьбу, мир словно возник заново. Зеркало, казалось, вбирает в себя свет и отбрасывает лучи в мрачную пещеру за глазными впадинами Антони, пещеру, в которой он боялся оставаться один.

Зеркало было большое, французское, предмет жгучей зависти прислужниц. Антони подарил его Нелете, когда ввел ее в дом. Чуть отступив назад, она могла видеть себя целиком. Ящики ее комода шли ступеньками, так что она стояла у зеркала как у подножия низкой лестницы. И впрямь, все в комнате вело к зеркалу и воссоздавалось в его золотистой атмосфере, которую днем подчеркивал проникающий сквозь жалюзи свет, а ночью - мерцание свечей. Вся жизнь комнаты продолжалась в сонном полумраке за зеркалом.

Там Антони видел себя, лежащего на кровати, видел, как бронзовый загар постепенно сходит с его лица, как истаивают черты, делаются мельче, кожа приобретает болезненно-желтый оттенок, глаза становятся большими, пронзительными, тоскливыми. Теперь он мог смотреть себе в глаза часами. В зеркале сидел брат Франсуа, который, казалось, собирал вокруг себя проникающий через жалюзи свет. Этот свет, надмирная доброта и тихое, неизменная ласковость улыбки смешивались, словно были одной природы. Годы спустя Антони вспоминал окруженное светом лицо брата Франсуа как успокаивающий, неистребимый образ человеческой крепости.

Видимо, священник просиживал у постели часами, потому что только это воспоминание и сопровождалось голосом. Что он говорил, Антони не запомнил. Но он отвечал. Они разговаривали. Ни фразы из этих призрачных бесед не удалось впоследствии воскресить в памяти. Однако остаток Антони, свободный от всего внешнего, почти свободный от самой плоти, говорил с братом Франсуа. Память не сберегла слов, но сохранила звучавшие в них утешение и бодрость. У Антони сохранилась твердая уверенность, что именно это духовное лекарство помогло ему выжить.

Когда уходил брат Франсуа, Антони видел Нелету. Она легко, как пантера, ходила по комнате. Она наклонялась над ним, подносила воду, которую он пил в неимоверных количествах, прибирала в комнате, ставила у постели цветы, иногда плакала украдкой. Однако была в ней какая-то ярость, выражение собственницы в каждом ее движении. Она часто ложилась рядом и обмахивала его веером. На ней было длинное пятнистое шелковое платье. Она старалась при всяком удобном случае приподнимать штору, чтобы он видел колышущиеся зеленые листья во дворе. В зеркале ему казалось, что он видит леопарда, залегшего в лесу рядом с беспомощно распростертой жертвой. Он засыпал, попеременно чувствуя на лице то прохладное веяние опахала, то ее теплое дыхание. Ему пришлось смириться с ней окончательно. Нелета тоже была в зеркале.

Приходили и уходили другие люди. Бородатый незнакомец три раза пускал ему кровь. Позже Антони узнал, что это был новый помощник с "Ариостатики", по совместительству лекарь-самоучка. Бородатый человек с тазиком и ланцетом приходил несколько раз. Антони стал слабее и тише. После третьего кровопускания он достиг наинизшей точки в своем существовании. К счастью, "Ариостатика" вскоре отбыла вместе со своим "лекарем". Но Антони тогда этого не знал.