Антони Адверс, том 2

Но фулахи, ревностные магометане, накинулись теперь на брата Франсуа и оттащили его от Фердинандо. Метис с ругательствами выплюнул несколько зубов. Он приказал связать священника, однако вмешался Сольер.

- Он же белый.

- Тогда держите его, - выкрикнул Фердинандо, приплясывая от боли и гнева. - Доставляйте их на корабль, как хотите, - бросил он Сольеру.

- Оставьте эти кандалы, гоните их берегу так! - выкрикнул испанец. - Гоните палками! - От сломал бамбучину и принялся сгонять детей в стадо. Они вырывались и бежали к священнику. Тот что-то нечленораздельно выкрикивал и рвался из рук надсмотрщиков. Потом затих и стал плакать. Фердинандо осыпал его проклятиями.

На свою беду, дети почти все укрылись в часовне, откуда их теперь палками гнали великаны-арабы. Двоих убежавших догнали и скрутили. Теперь все стадо гнали вниз с холма. Остались только старухи и больные.

- Ну их, оставьте, - сказал Сольер. - От них никакого проку.

- Проклятье Всемогущего Бога на тебе, Сольер! - выкрикнул брат Франсуа.

- Что? - сказал Сольер, надувая щеки. - Что?!

Они какое-то время стояли лицом к лицу. Схваченный двумя крепкими фулахами, брат Франсуа, который перед тем наклонился вперед, словно намеревался броситься на Сольера, выпрямился. Он смотрел прямо в глаза Сольеру, который с вызовом надвигался на него.

- Ты не понимаешь, что делаешь, так ведь, Сольер? - начал он почти ласково. Дурацкое, озадаченное выражение проступило на грубом лице Сольера.

- По-моему, я свое дело понимаю, - выпалил он. - По-моему, да.

- Да простит тебя Христос, - сказал брат Франсуа, опуская сжатые кулаки.

- Вот это, я понимаю, по-христиански, - рассмеялся Сольер и, насвистывая, пошел вниз по склону. Он втайне радовался, что проклятие с него снято, и гордился, полагая, что сумел припугнуть священника и силой вынудить у него прощение. Фердинандо убежал вперед смыть с лица кровь.

Два фулаха, которым не сказали, что делать дальше, и которым с непривычки боязно было держать белого человека, отпустили брата Франсуа и ушли. Он упал к подножию креста. К нему подошла женщина с отрезанными грудями, и то ли заговорила, то ли запричитала в сгущающейся темноте. Меж плетеных хижин не было ни огонька. Только ручей по-прежнему бежал через долину, наполняя ее веселым журчанием, похожим на гомон играющих вдали детей.

К полуночи брат Франсуа встал и ушел в часовню. Он зажег свечи и отслужил мессу.

На следующее утро он попытался еще раз воззвать к Антони. "Ариостатика" еще не отплыла. Она покачивалась на якоре в ожидании отлива. Брат Франсуа не надеялся, что Антони будет в силах вмешаться, даже если поймет, однако не мог пренебречь и самой ничтожной надеждой выручить свою паству. Тогда-то Антони и видел его в зеркале в последний раз.

Однако Антони было совсем худо. Когда священник в двух шагах от него умолял вмешаться, он провалился в забытье. Испуганная Нелета окончательно уверилась, что Мномбиби прав и брат Франсуа наводит на Антони порчу. Она позвала Фердинандо. Вдвоем они буквально вытолкали священника взашей. С холма он видел, как "Ариостатика" подняла якорь. Он смотрел ей вслед, пока мачты не скрылись за низким мысом. То были полчаса беспредельного отчаяния.

Он спустился в опустелую деревушку и долго стоял на коленях в часовне, прежде чем смог непритворно произнести: "Да будет воля Твоя, а не моя". Потом собрал двух оставленных ему стариков и трех старух и велел им спешно укладывать вещи. Двух осликов, который паслись неподалеку, поймали и нагрузили немногочисленными горшками, котлами, убогими свертками и скромным убранством маленькой часовни. Колокол он бросил в ручей. Деревянный крест, стоявший перед часовней, монах погрузил на ослика побольше. Он не хотел оставлять крест в фактории.

Маленькая процессия тронулась вниз с холма. Впереди шел брат Франсуа с единственным ружьем на плече. Они прошли в ворота. Большой крест качался на спине маленького ослика, задевая его уши. Часовые-фулахи часто видели, что брат Франсуа уходит и возвращается. Они смотрели, как священник, двое сгорбленных стариков с копьями и старухи с узлами на головах пересекли опушку по другую сторону частокола и направились в лес. На полпути брат Франсуа снял сандалии и отряс с них прах.

Он снова надел их и исчез в джунглях, которые тянулись к восходящему солнцу и которым не было конца.

Глава XLV. Бронза обращается в пар

Сквозь широкие и сочные зеленые листья проникал солнечный свет, умиротворяющий и в то же время бодрящий; свет этот заполнил комнату и глаза больного, когда тот вновь смог открыть их и воспринимать окружающее.

Он не знал, сколько пролежал без чувств. После лихорадки наступили слабость и забытье, ощущение времени пропало. Время встало; оно не шло, как по ночам, когда он спал. Бытие как бы остановилось, и он очнулся после заметной паузы.