— Там моя семья находилась в изгнании, но само место находится близко. Я строю для города лучшее жилье, зернохранилища, склады для продовольствия, водохранилище.
— Жаль, что я не увижу этого. Вдоль берега ехать удобнее.
— Особенно для женщины с ребенком.
Взмахом руки он отпустил Мариамну, которая поднялась и немедленно ушла.
— У тебя острый глаз, Ирод.
— А у тебя ненасытный аппетит на территории, согласно моим докладам из Антиохии. Киликия Трахея! Для чего тебе нужна эта каменистая береговая полоса?
— Помимо других причин, чтобы возвратить Ольбию царице Абе и роду Тевкридов. Но я не получила один город.
— Киликийская Селевкия слишком важна для римлян в стратегическом отношении, моя дорогая амбициозная царица. Кстати, ты не можешь пока получить долю с моего дохода от продажи бальзама и асфальта. Мне сейчас очень нужны средства.
— Ирод, и бальзам и асфальт уже мои. Вот приказ от Марка Антония отдать мне полученный доход, — сказала она, вынимая бумагу из золотого сетчатого кошелька, украшенного драгоценными камнями.
— Антоний не мог так поступить со мной! — воскликнул Ирод, прочитав бумагу.
— Антоний мог и поступил. Хотя это была моя идея заставить тебя отдать доход. Надо было платить долги, Ирод.
— Я переживу тебя, Клеопатра!
— Чепуха. Ты слишком жадный и слишком жирный, а жирные люди умирают рано.
— Ты хочешь сказать, что худощавые женщины живут вечно. Не в твоем случае, царица. Моя жадность ничто по сравнению с твоей. Меньшим, чем весь мир, ты не удовольствуешься. Но Антоний не тот, кто сможет дать тебе целый мир. Он уже теряет ту часть мира, которую имеет, разве ты не заметила?
— Тьфу! — плюнула она. — Если ты имеешь в виду его кампанию против царя парфян, так от нее он должен отказаться, чтобы направить свою энергию на достижение более реальных целей.
— Целей, которые ты наметила для него!
— Ерунда! Он вполне способен сам определить их для себя.
Ирод откинулся на ложе, скрестил пухлые, в кольцах, руки на животе.
— Как давно ты замышляешь то, о чем я могу лишь догадываться?
Золотистые глаза вдруг расширились и стали простодушными.
— Ирод! Я? Замышляю? У тебя больное воображение! Еще немного, и ты начнешь бредить! Что я могу замышлять?
— Имея Антония с кольцом в носу и несколько легионов У него на хвосте, моя дорогая Клеопатра, ты, я думаю, хочешь устроить переворот в Риме в пользу Египта. А какое время лучше для удара, чем пока Октавиан слаб, а западные провинции нуждаются в его сильных людях? Нет предела твоим амбициям, твоим желаниям. Но меня удивляет, что, кажется, никто не понял твоих замыслов, кроме меня. Горе Антонию, когда он поймет!
— Если ты мудрый, Ирод, ты будешь держать язык за зубами. И будешь держать в себе твои предположения. Они безумны и беспочвенны.
— Отдай мне бальзам и асфальт — и я буду молчать.
Она соскользнула с ложа, надела туфли без задников.
— Я не отдала бы тебе даже запаха потной тряпки, ты, мерзость!
И вышла. Ее длинное платье издало свистящий звук, словно приглушенный голос, шепчущий смертельные заклинания.
16
На следующий день после отъезда Клеопатры из Зевгмы в Египет появился Агенобарб, веселый и не извиняющийся.
— Предполагалось, что ты на пути в Вифинию, — сказал Антоний с недовольным видом, но в душе радуясь.
— Это ты хотел таким образом отделаться от меня, когда думал, что египетская гарпия собирается вести кампанию вместе с тобой. Ни один римлянин не смог бы этого вынести, Антоний, и я удивляюсь, с чего ты взял, что ты сможешь вынести. Разве что ты перестал быть римлянином.
— Нет, не перестал! — раздраженно крикнул Антоний. — Агенобарб, пойми, только желание Клеопатры одолжить мне огромную сумму золота позволяет осуществить эту экспедицию! Похоже, она думала, что этот заем дает ей право участвовать в предприятии, но к тому времени, как мы дошли до этого города, она была счастлива вернуться домой.
— А я был счастлив не поехать в Никомедию. Так просвети меня, друг мой, о последних событиях.
«Антоний хорошо выглядит, — подумал Агенобарб, — лучше, чем когда-либо со времен Филипп. У него появилась цель, и это — осуществление его мечты. Как бы я ни ненавидел египетскую гарпию, я благодарен ей за заем. Он вернет долг после какой-нибудь небольшой кампании».
— У меня появился источник информации о парфянах, сообщил Антоний. — Это Монес, племянник нового парфянского царя. Когда Фраат убил всю его семью, Монесу удалось убежать в Сирию, потому что в тот момент его не было при дворе. Он находился в Никефории, разбирал торговый спор со скенитами. Конечно, он не отважился возвратиться домой — за его голову назначена цена. Кажется, царь Фраат женился на достигшей брачного возраста дочери кого-то из второстепенной династии Арсакидов и намерен произвести кучу новых наследников. Вся семья невесты пошла под меч или под топор, или что там у парфян для этой цели. Пройдет несколько лет, прежде чем вырастет новый выродок сыновей, а значит несколько лет Фраату ничего не грозит. А Монес — взрослый человек, и у него есть сторонники. Эти восточные монархи беспощадны.