Антоний и Клеопатра

— Она была раздражена, это верно. А мы с тобой, э-э, разминулись в Лаодикее. Если бы мы встретились тогда, я, наверное, действовал бы по-другому. А так у меня нет доказательств, что это сделал ты, Ирод. Более того, положение верховного жреца — это твоя прерогатива. Ты можешь назначить любого, кого захочешь. Но можно попросить тебя не делать этот пост пожизненным?

— Великолепно! — обрадовался Ирод. — На самом деле я пойду даже дальше. Я сохраню за собой священные регалии и буду выдавать их верховному жрецу всякий раз, когда Моисеевы законы потребуют, чтобы он надевал их. Говорят, эти регалии обладают магией, поэтому я не хочу, чтобы он ходил в них среди людей и нарушал спокойствие. Я клянусь тебе, Антоний, что не отдам свой трон! Когда ты увидишь Клеопатру, скажи ей об этом.

— Я уверяю тебя, что Рим не потерпит никакого возрождения Хасмонеев в Иудее, — сказал Антоний. — Царский двор Хасмонеев доставлял одни неприятности, спроси любого, начиная с Авла Габиния.

Обоз из повозок продолжал свой путь, особенно утомительный после того, как город Газа остался позади. Потом дорога пошла через сухую местность, что затрудняло проблему водопоя для многих сотен волов. Идти берегом нельзя было из-за Дельты Нила, представлявшей собой стопятидесятимильный «веер» непроходимых болот и водных путей. Единственный путь по суше в Александрию лежал к югу от Мемфиса в вершине Дельты, потом на север вдоль Канопского рукава Нила.

В конце ноября поход наконец завершился. Антоний вступил в величайший город мира через Солнечные ворота на восточном конце Канопской улицы, где шумная толпа чиновников взяла повозки под свою ответственность и отвела их в специально отгороженное место у озера Мареотида. Сам Антоний въехал в Царский квартал. Иерусалимский легион уже начал свой марш обратно в Иудею, и Антонию оставалось только надеяться, что страх перед Клеопатрой будет держать липкие пальцы подальше от повозок с сокровищами.

Царица не вышла встретить его у Солнечных ворот. Этот факт говорил о том, что она чем-то недовольна. Клеопатра была единственным человеком, у кого агентов было больше, чем у Октавиана, думал Антоний, подходя к Главному дворцу. Ясно, она знала обо всем, что он делал.

— Аполлодор, дорогой мой бессемянный старина! — приветствовал он главного дворцового управляющего. — Где ее сердитое величество?

— В своей гостиной, Марк Антоний. Рад видеть тебя!

Антоний с усмешкой бросил плащ на пол и смело направился в логово зверя.

— С какой стати ты контролируешь поведение моих сатрапов на территориях, уже не представляющих интереса для Рима? — строго спросила Клеопатра.

— Что за прием, — ответил он, кидаясь в кресло. — Я подчинился приказу, я верен своей клятве, я привез мои трофеи к тебе в Александрию, и все, что я получаю за свои старания, — это неприятный вопрос. Предупреждаю тебя, Клеопатра, не заходи слишком далеко. За восемьсот миль пути я стал свидетелем твоих махинаций, твоего унижения людей, которые не являются египтянами. Ты казнишь, ты заключаешь в тюрьму, ты перегораживаешь дороги, чтобы брать пошлины, на которые не имеешь права, ты стравливаешь царей, ты сеешь вражду. Не пора ли вспомнить, что я нужнее тебе, чем ты мне?

Лицо ее застыло, в глазах мелькнул ужас. Несколько секунд она молчала, стараясь принять выражение лица, которое успокоило бы его.

— Я трезвый, — сказал он, прежде чем она обрела дар речи, — и Марк Антоний сейчас уже не тот покорный раб, каким он становится, когда вино лишает его способности соображать. С тех пор как я в последний раз видел тебя, я не выпил ни капли. Я успешно закончил войну против хитрого врага. Я вновь обрел уверенность в себе. И я нашел много причин, почему как триумвир Востока и высший представитель Рима на Востоке я должен считать предосудительными действия Египта на этом Востоке. Ты вмешиваешься в деятельность римских владений, царей-клиентов на службе у Рима! Ты принимаешь важный вид, словно маленький Зевс, демонстрируя свою мощь, словно у тебя армия в четверть миллиона и гениальность Гая Юлия Цезаря в зените его славы. — Антоний передохнул, глаза налились кровью и гневом. — А на самом деле без меня ты — ничто. У тебя нет армии. Ты не гений. Фактически между тобой и иудейским Иродом почти никакой разницы. Оба вы жестокие, жадные и хитрые, как крысы. Но сейчас, Клеопатра, мне больше нравится Ирод, и я больше его уважаю, чем тебя. По крайней мере, Ирод — бессовестный варвар и не скрывает этого. А ты сегодня притворяешься соблазнительницей, завтра — богиней помощи, потом ты тиран, ненасытный захватчик, вор. А затем — подумать только! — ты возвращаешься к какой-нибудь кроткой маске. Это закончится здесь и сейчас. Ты слышишь меня?

Клеопатра нашла подходящее выражение лица — скорбь. Молчаливые слезы потекли по ее щекам, она сжала свои красивые маленькие ручки.

Антоний искренне рассмеялся.