Антоний и Клеопатра

— У тебя лицо слишком серьезное, — сказала Ливия Друзилла, слегка прижав его к себе. — Ты когда-нибудь улыбаешься, Тиберий?

— Нет, — ответил он, найдя ее запах изысканным, а ее полноту утешающей.

Он поднял голову к ее груди и закрыл глаза, чтобы лучше почувствовать ее, втянуть в себя этот душистый запах.

Друз во все глаза смотрел на Октавиана, как на яркую золотую статую. Наклонившись к ребенку, Октавиан погладил его по щеке, вздохнул, смахнул слезу.

— Дорогой малыш Друз… — Он упал на колени и схватил мальчика в объятия. — Будь счастлив с нами!

— Теперь моя очередь, Цезарь, — сказала Ливия Друзилла, не отпуская Тиберия. — Подойди, Друз, дай мне обнять тебя.

Но Друз отказался подойти, прильнув к Октавиану.

За обедом потрясенные новые родители узнали кое-что о том, почему мальчики выжили у Нерона, не пропитавшись его ненавистью. Секреты оказались невинными, но ужасающими. Их детство было холодным, безликим, полным безразличия. Педагог у них был самый дешевый, судя по бухгалтерским книгам Стиха, поэтому мальчики не умели хорошо читать и писать. Хотя сам педагог их не бил, но ему было велено сообщать о всех их проступках отцу, который получал огромное удовольствие, наказывая их кнутом. Чем больше он напивался, тем сильнее были побои. У них совсем не было игрушек, и это вызвало слезы у Октавиана. Его самого заваливала игрушками его мама, безумно его любящая. У него было все лучшее, что имелось в доме Филиппа.

Холодный и бесстрастный человек, которого многие называли ледышкой, Октавиан таил в себе мягкость и нежность, которые выступали на передний план всякий раз, когда он был с детьми. Во время своего пребывания в Риме он каждый день выделял пусть даже несколько минут, чтобы навестить маленькую Юлию, очаровательную девочку теперь уже шести лет. Хотя он не переживал по поводу отсутствия сыновей — это было бы не по-римски, — ему нужна была компания детей. Черта, общая у него с сестрой, в чьей детской часто появлялся дядя Цезарь, смешной, веселый, полный идей новых игр. Теперь, глядя на своих пасынков за обедом, он снова сказал себе, как ему повезло. Ясно было, что Тиберий больше тянется к Ливии Друзилле, которая, похоже, совершенно избавилась от неприязни к своему первенцу. «Ах, но дорогой малыш Друз! Мы с тобой вместе», — думал Октавиан и был так счастлив, что опасался вот-вот взорваться от переполнявших его чувств.

Даже сам обед стал чудом для детей, и они жадно поглощали еду, неосознанно давая понять, что Нерон ограничивал питание мальчиков и по качеству, и по количеству. Ливия Друзилла предупредила их, чтобы они не переедали, а Цезарь просил их попробовать то, попробовать это. К счастью, веки их сомкнулись раньше, чем подали сладкое. Октавиан отнес Друза, а Бургунд — Тиберия в их спальни, укутав заботливо в одеяла. Стояла все еще зима.

— Ну и как ты себя чувствуешь сейчас, жена? — спросил Октавиан Ливию Друзиллу, когда они готовились лечь спать.

Она сжала его руку.

— Намного лучше! Мне стыдно, что я не пыталась приходить к ним, но я не ожидала, что ненависть Нерона к нам не отразится на сыновьях. Как плохо он относился к ним! Цезарь, они же патриции! У него были все возможности превратить их в наших непримиримых врагов, и что он сделал? Он порол их так, что они возненавидели его. Он не заботился об их благополучии, морил их голодом и вообще игнорировал их. Я очень рада, что он умер и что мы сможем воспитать наших мальчиков как положено.

— Завтра мне нужно будет провести его похороны.

Она положила его руку себе на грудь.

— О, дорогой, я и забыла! Наверное, Тиберий и Друз должны пойти?

— Боюсь, что да. Я произнесу речь с ростры.

— Интересно, у Октавии есть черные тоги для детей?

Октавиан хихикнул.

— Наверняка. Во всяком случае, я послал Бургунда спросить. Если у нее нет лишней пары, он купит в Жемчужном портике.

Прижавшись к нему, она поцеловала его в щеку.

— Цезарь, наверное, с тобой удача Юлия! Кто бы мог подумать, что наши мальчики появятся у нас как раз в это время? Сегодня мы получили двух важных союзников в нашем деле.

На следующий день после похорон Октавиан взял мальчиков познакомиться с их двоюродными братьями и сестрами. Октавия, присутствовавшая на похоронах, была рада принять их в семью.

Почти шестнадцатилетний Гай Скрибоний Курион, на пороге официального признания его мужчиной, должен был покинуть детскую и стать контуберналом. Рыжеволосый веснушчатый юноша, он хотел быть кадетом у Марка Антония, но Антоний отказал ему, зато его взял Агриппа. Антиллу, старшему из двоих сыновей Антония от Фульвии, было одиннадцать лет, он мечтал стать военным. Другому сыну, Иуллу, исполнилось восемь лет. Это были красивые мальчики. У Антилла рыжие волосы, как у отца, а Иулл — шатен, как мать. Только в доме Октавии их могли так хорошо воспитать, ибо оба мальчика были порывистыми, смелыми, воинственными. Ласковой, но твердой рукой Октавия растила их, как она сама говорила, «членами человечества».