Антоний и Клеопатра

— Есть еще дочь Агриппы, Випсания. Я знаю, что после смерти старого Аттика его состояние Перейдет к Аттике, но я слышала, что, если Аттика умрет, по его завещанию все должно перейти Агриппе, — возбужденно объясняла Ливия Друзилла. — Это делает девочку очень подходящей партией, а поскольку наследство Тиберия ничтожно, я думаю, он должен жениться на Випсании.

— Ему восемь, а ей нет еще и трех.

— О, я умоляю тебя, Цезарь, не будь таким болваном! Я знаю, сколько им лет, но они вырастут, не успеешь ты сказать «Аламмелех»!

— Аламмелех? — криво улыбнувшись, переспросил Октавиан.

— Это река в Филистии.

— Я знаю, но не знал, что ты знаешь.

— О, иди и прыгни в Тибр!

В то время как домашняя жизнь доставляла Октавиану все больше и больше радости, его общественная и политическая деятельность была не очень плодотворна. Какие бы сплетни ни разносили агенты Октавиана, какую бы клевету ни сочиняли на Марка Антония, им не удалось разубедить семьсот сенаторов в том, что Антоний тот человек, за которым надо следовать. Они искренне верили, что скоро он вернется в Рим, хотя бы ради того, чтобы отметить триумф за победы в Армении. В письмах из Артаксаты он хвастался огромными трофеями, от статуй из цельного золота высотой шесть локтей до сундуков с парфянскими золотыми монетами и сотнями талантов ляпис-лазури и хрусталя. Он вел с собой девятнадцатый легион и уже требовал, чтобы Октавиан нашел землю для солдат.

Если бы влияние Антония ограничивалось только сенатом, его можно было бы преодолеть, но представители первого и второго класса, а также многие тысячи людей, занятых предпринимательской деятельностью, превозносили яркую личность Антония, его честность, его военный гений. Что еще хуже, дань поступала в казну со все возрастающей скоростью, откупщики налогов и плутократы всех мастей роились вокруг провинции Азия и Вифинии, как пчелы вокруг цветов, собирая нектар, и теперь казалось, что огромные трофеи Антония тоже поступят в казну. Статуя Анаит из цельного золота будет подарком Антония храму Юпитера Наилучшего Величайшего, а большинство других произведений искусства и драгоценности будут проданы. Генерал, его легаты и легионы получат свои законные доли, но остальное пойдет в казну. Прошли годы с тех пор, как Антоний был в Риме дольше нескольких дней, — и последний раз это случилось пять лет назад, — но его популярность сохранилась среди влиятельных людей. Волновала ли этих людей Иллирия? Нет. Она не сулила никакой прибыли для коммерции, и мало кого из живущих в Риме и владеющих виллами в Кампании и Этрурии волновало, будут ли Аквилея и Медиолан стерты с лица земли.

По сути, Октавиану удалось сделать только одно: имя Клеопатры стало известно по всей Италии, от самых высших слоев общества до самых низов. О ней все думали самое плохое. К великому сожалению, нельзя было заставить их понять, что она управляет Антонием. Если бы вражда между Октавианом и Антонием не была так хорошо известна, Октавиан мог бы убедить их, но все, кому нравился Антоний, просто не обращали внимания на его слова, считая это результатом вражды.

Потом в Рим прибыл Гай Корнелий Галл. Будучи хорошим другом Октавиана, этот обедневший поэт с военной жилкой извинился перед Октавианом и отправился служить легатом у Антония, правда уже после отступления от Фрааспы. Он проводил время в Сирии, и, пока Антоний пил, он сочинял лирические красивые оды в стиле Пиндара и время от времени отправлял письма Октавиану, в которых плакался по поводу того, что его кошелек не тяжелеет. Он оставался в Сирии, пока Антоний окончательно не протрезвел и не пошел в Армению. Галл люто ненавидел Клеопатру. Никто не радовался больше его, когда она вернулась в Египет, оставив Антония одного.

Галлу исполнилось тридцать четыре года, он был очень красив какой-то дикой красотой, больше внешней, чем внутренней. Его любовные элегии «Amores» уже сделали его знаменитым. Он был близким другом Вергилия, с которым у него имелось много общего. Оба они были италийскими галлами, следовательно, он не принадлежал к патрициям Корнелиям.

— Надеюсь, ты одолжишь мне немного денег, Цезарь, — сказал он, принимая бокал с вином, протянутый ему Октавианом, и печально улыбнулся. В уголках его великолепных серых глаз образовались морщинки. — Я не живу на чужой счет, я просто потратил все, что имел, чтобы быстрее добраться из Александрии до Рима, зная, что зимой новости из Александрии будут идти долго.

Октавиан нахмурился.

— Александрия? Что ты там делал?

— Пытался добиться у Антония и у этого чудовища Клеопатры моей доли армянских трофеев. — Он пожал плечами. — Но ничего не добился. И никто ничего не получил.

— Последнее, что я слышал, — сказал Октавиан, садясь в кресло, — Антоний находится на юге Сирии, в землях, которые он не передал Клеопатре.