В основном высокомерие и грубость Клеопатры порождались ощущением ненадежности, новым для нее и тревожным. Культура ее народа и обстоятельства ее жизни не приучили ее к тому, что женщина, тем более царица, может быть ниже мужчины. Ей не приходило в голову, что в мире римлян-мужчин ни ее статус, ни ее сказочное богатство не заставят их видеть в ней равного с ними человека. Ее главная ошибка была в том, что она считала причиной их антипатии тот факт, что она не римлянка. Она ни разу не подумала о том, что она — женщина и в этом все дело. И, перенимая манеру поведения своих римских врагов из окружения Антония, она старалась выглядеть больше римлянкой, чем иностранкой. В шлеме с плюмажем, в кирасе поверх кольчуги и с коротким мечом на перевязи, усыпанной драгоценностями, она расхаживала по лагерям, грязно ругаясь, как какой-нибудь легат. И когда солдаты бросали в ее сторону презрительные взгляды, ей казалось, это из-за того, что ей не удается стать римлянкой. Когда она ходила таким образом по лагерям еще до возвращения Антония из Афин, одетая в доспехи, ругаясь, легионеры открыто смеялись над ней, центурионы пытались сдержать хохот, военные трибуны мерили ее взглядом, словно она была уродцем, младшие легаты бросали оскорбления в ее адрес и продолжали игнорировать ее. Один раз она потребовала от командира легиона, чтобы он выпорол старшего центуриона за неподчинение. Тот наотрез отказался, не испугавшись.
— Беги играть с куклами, а не с солдатиками, — огрызнулся он.
Он дал ей подсказку, но она не поняла этого. Дело было не в том, что она иностранка, а в том, что женский рот изрыгал непристойную ругань, а женское тело было облачено в доспехи. Женщины не должны вмешиваться в дела мужчин, тем более под самым носом у них.
Когда Антоний возвратился из Афин, Клеопатра потребовала возмездия, но он отказался наказывать кого-либо и посоветовал ей не ходить в лагеря, если она не хочет выглядеть дурой. Ему и в голову не пришло, что она не понимает причины враждебности римлян. Она не пожелала следовать его совету, просто решила, что в дальнейшем будет посещать лагеря неримских союзников Антония. Ах, вот они-то знали, как обращаться с ней! Сын Полемона Ликомед (сам Полемон вернулся в Понт, чтобы защищать дальний Восток от мидян и парфян), Аминта из Галатии, Архелай Сисен из Каппадокии, Деиотар Филадельф из Пафлагонии и остальные цари-клиенты, приехавшие в Эфес, отвешивали ей раболепные поклоны.
Она заметила, что Ирод Иудейский не приехал и не прислал армии. Поскольку Антоний проигнорировал ее жалобы на плохое отношение к ней, она обратила его внимание на отсутствие Ирода, и это обеспокоило его до такой степени, что он тут же написал письмо царю евреев. Ответ Ирода последовал незамедлительно, он был полон цветистых, уклончивых фраз, суть которых сводилась к тому, что обстановка в Иерусалиме не позволяет ему ни приехать самому, ни прислать армию. Назревает открытое неповиновение, поэтому тысяча извинений, но… Да, так оно и было, однако не в этом крылась истинная причина. Инстинкт самосохранения у Ирода был развит так же сильно, как и у Планка. А этот инстинкт говорил Ироду, что Антоний может не победить в этой войне. На всякий случай он послал очень любезное письмо Октавиану в Рим вместе с подарком для храма Юпитера Наилучшего Величайшего — сфинксом из слоновой кости работы самого Фидия. Когда-то сфинкс принадлежал Гаю Верру, который вывез его из своей провинции Сицилии и отдал Гортензию вместо платы за защиту его в суде (правда, безуспешную) по многочисленным обвинениям в вымогательстве. От Гортензия сфинкс перешел к одному из Перквитинов за тысячу талантов. Обанкротившись, тот Перквитин продал сфинкса за сто талантов финикийскому купцу, чья вдова, ничего не понимавшая в искусстве, продала его Ироду за десять талантов. Реальная стоимость сфинкса, по оценке Ирода, составляла где-то между четырьмя и шестью тысячами талантов. А он слышал, что Антоний осыпает Клеопатру произведениями искусства. Царица Александра знала, что у него есть этот сфинкс, и если она проболтается об этом Клеопатре, долго он у него не останется. Ненавидя свою египетскую соседку всем своим существом, Ирод решил, что самое лучшее место для сфинкса — в Риме, в общественном здании, считающемся священным. Чтобы отнять сфинкса у Юпитера Наилучшего Величайшего, Клеопатре действительно придется сесть на Капитолии. Для Ирода сфинкс представлял собой вложение в будущее его государства и его самого. Если бы Антоний победил… но этого не будет при такой его связи с Клеопатрой! Не зная, что он мыслит так же, как Атратин, Ирод решил, что у Антония есть только один способ выйти из этого неприятного положения — убить Клеопатру и сделать Египет частью империи.
Когда армия и флот отплыли из Эфеса в Грецию в конце лета, Антоний решил преподнести Клеопатре самый лучший подарок, чтобы отвлечь ее от постоянных ссор и борьбы в палатке командира. Он послал в Пергам письмо с приказом упаковать двести тысяч свитков из городской библиотеки и послать в Александрию.