Антоний и Клеопатра

— Цезарь Октавиан встретился с очень большими трудностями, — произнес Меценат спокойным, приятным голосом. — Ты прости меня, если я не буду говорить по пунктам, как это делал ты, Гней Поллион. Я не наделен такой беспощадной логикой — мой стиль склонен к повествованию, к рассказу всяких историй. Когда Цезарь Октавиан стал триумвиром Италии, островов и обеих Испаний, он нашел казну пустой. Он должен был конфисковать или купить землю для расселения ста тысяч солдат-ветеранов, закончивших службу. Два миллиона югеров земли! Поэтому он конфисковал общественные земли восемнадцати городов, которые поддерживали убийц бога Юлия. Справедливое решение. И каждый раз, когда он получал какие-либо деньги, он покупал землю у владельцев латифундиев, ссылаясь на то, что эти люди неправильно используют обширные территории, на которых когда-то выращивалась пшеница. У тех, кто выращивал зерно, земля не отнималась, ибо Цезарь Октавиан планировал получить возросший урожай местного зерна, после того как эти латифундии будут разделены между ветеранами. Безжалостный разбой Секста Помпея лишил Италию зерна, выращенного в Африке, на Сицилии и Сардинии. Сенат и народ Рима ленились запасать зерно, считая, что Италия всегда сможет прокормиться зерном, выращенным за морями. А Секст Помпей доказал, что страна, которая надеется на ввоз пшеницы, уязвима и с нее можно потребовать выкуп. У Цезаря Октавиана нет денег или кораблей, чтобы прогнать Секста Помпея с моря или вторгнуться на Сицилию, его базу. По этой причине он заключил соглашение с Секстом Помпеем, даже женился на сестре Либона. Если он поднял налоги, это потому, что у него не осталось выбора. Пшеница этого года уже куплена и оплачена Римом. Где-то Цезарь Октавиан должен был находить каждый месяц сорок миллионов сестерциев — вообрази! Почти пятьсот миллионов сестерциев в год, заплаченных Сексту Помпею, обычному пирату! — крикнул Меценат с горячностью, и его лицо налилось кровью от необычной для него вспышки гнева.

— Более восемнадцати тысяч талантов, — задумчиво проговорил Поллион. — И конечно, ты сейчас скажешь, что серебряные рудники обеих Испаний только начинали давать продукцию, когда вторгся царь Бокх, так что сейчас они опять закрыты, а казна опустошена.

— Именно, — подтвердил Меценат.

— Если принять это объяснение, о чем дальше говорится в твоей истории?

— Еще со времен Тиберия Гракха Рим делил землю, чтобы расселить на ней бедных, а позднее — ветеранов.

Поллион прервал его:

— Я всегда считал худшим грехом сената и народа Рима, что они отказались давать демобилизованным ветеранам Рима больше той суммы, которую кладут для них в банк из их жалованья. Когда консуляры Катулл и Скавр отказали в пенсии неимущим солдатам Гая Мария, Марий наградил их землей от своего имени. Это было шестьдесят лет назад, и с тех пор ветераны ждут награды от своих командиров, а не от самого Рима. Ужасная ошибка. Она дала генералам власть, которую нельзя было давать.

Меценат улыбнулся.

— Ты рассказываешь за меня мою историю.

— Прошу прощения, Меценат. Продолжай, пожалуйста.

— Цезарь Октавиан не может освободить Италию от разбоя Секста без помощи. Он много раз просил помощи у Марка Антония, но Марк Антония то ли глухой, то ли неграмотный, ибо он не отвечал на письма. Затем началась внутренняя война — война, которая никоим образом не была спровоцирована Цезарем Октавианом. Он считает, что истинным инициатором поднятого Луцием Антонием мятежа — именно так все представлялось нам в Риме — был вольноотпущенник Маний из клиентуры Фульвии. Маний убедил Фульвию, что Цезарь Октавиан, э-э-э, украл право рождения Марка Антония. Очень странное обвинение, но она в него поверила. В свою очередь она убедила Луция Антония использовать легионы, которые он вербовал от имени Марка Антония, и пойти на Рим. Я не думаю, что обязательно надо еще что-то говорить по этому поводу, разве что уверить Марка Антония, что его брат не был казнен, ему разрешили поехать в Дальнюю Испанию с полномочиями проконсула и управлять ею.

Порывшись в свитках, лежавших перед ним, Меценат нашел один и развернул.

— У меня здесь письмо, которое сын Квинта Фуфия Калена написал не Марку Антонию, как и следовало бы, а Цезарю Октавиану.

Он передал свиток Поллиону, и тот прочитал его со скоростью очень грамотного человека.

— Цезарь Октавиан был обеспокоен тем, что прочитал, ибо письмо выдавало слабость младшего Калена, который не знал, что делать. Как ветерану Дальней Галлии, Поллион, мне не надо говорить тебе, насколько непостоянны длинноволосые галлы и как быстро они распознают неуверенного губернатора. По этой причине, и только по этой, Цезарь Октавиан действовал быстро. Зная, что Марк Антоний за тысячу миль, он сам немедленно поехал в Нарбон, чтобы оставить там временного губернатора Квинта Сальвидиена. Одиннадцать легионов Калена находятся там, где и были: четыре в Нарбоне, четыре в Агединке и три в Глане. Что Цезарь Октавиан сделал неправильно, действуя таким образом? Он поступил как друг, триумвир, человек на своем месте.

Меценат вздохнул с печальным видом.