Антоний и Клеопатра

Вдруг он увидел, как кто-то идет по опустевшим каменным останкам Фрегелл. Женщина при виде его готова была убежать, но потом опустилась на основание колонны и осталась сидеть со слезами на щеках, блестевшими при солнечном свете. Сначала он подумал, что она привидение, но, остановившись, понял, что она реальная. Самое очаровательное личико повернулось сначала к нему, потом опустилось вниз. Красивые руки, сложенные на коленях, дрожали. На них не было драгоценностей, но больше ничто не говорило о том, что она низкого происхождения. Это была знатная дама, он чувствовал это нутром. Какой-то инстинкт в нем вырвался из клетки и закричал с такой силой, что внезапно он понял его божественный посыл: она послана ему, это божественный дар, который он не может — не хочет — отвергнуть. Он чуть не крикнул громко своему божественному отцу, но только покачал головой. Заговори с ней, разрушь чары!

— Я помешал тебе? — спросил он, улыбаясь своей чудесной улыбкой.

— Нет-нет! — выдохнула она, вытирая еще не высохшие слезы. — Нет!

Он сел у ее ног, недоуменно глядя на нее снизу вверх. Взгляд его поразительных глаз вдруг стал ласковым.

— На какой-то момент я подумал, что ты — богиня на рыночной площади, — сказал он, — а теперь вижу горе, которое можно было бы принять за оплакивание судьбы Фрегелл. Но ты не богиня — пока. Однажды я превращу тебя в богиню.

Какое безрассудство! Она не поняла его, сначала подумала, что он немного сумасшедший, но — тут же влюбилась.

— У меня появилось свободное время, — произнесла она с пересохшим ртом, — и я захотела осмотреть руины. Они такие мирные. А я так хочу покоя!

Последние слова вырвались у нее против воли.

— О да, когда люди покидают место, оно освобождается от всех своих ужасов. Оно излучает покой смерти, но ты слишком молода, чтобы готовиться к смерти. Мой двоюродный прадед Гай Марий однажды встретил другого моего двоюродного прадеда Суллу здесь, среди опустошения. Это была своего рода передышка. Видишь ли, оба они занимались тем, что делали другие города мертвыми.

— И ты тоже это делал? — спросила она.

— Не намеренно. Я скорее строил бы, чем разрушал. Но я никогда не буду восстанавливать Фрегеллы. Это мой памятник тебе.

Действительно сумасшедший!

— Ты шутишь, а я не заслуживаю этого.

— Как я могу шутить, если видел твои слезы? Почему ты плакала?

— Из-за жалости к себе, — честно призналась она.

— Ответ хорошей жены. Ты хорошая жена, не правда ли?

Она посмотрела на свое простое золотое обручальное кольцо.

— Я пытаюсь быть ею, но иногда это тяжело.

— Тебе не было бы тяжело, если бы твоим мужем был я. Кто он?

— Тиберий Клавдий Нерон.

Дыхание вырвалось со свистом.

— Ах этот. А ты?

— Ливия Друзилла.

— Из благородного старинного рода. И наследница.

— Уже нет. Моего приданого больше не существует.

— Ты хочешь сказать, Нерон потратил его.

— Да, после нашего побега. На самом деле я из рода Неронов, но ветви Клавдиев.

— Значит, твой муж — твой двоюродный брат. У вас есть дети?

— Один, мальчик четырех лет. — Ее черные ресницы опустились. — И еще одного я ношу. Я должна принять снадобье.

Ecastor, что заставило ее сказать это совершенно незнакомому человеку?

— Ты хочешь принять снадобье?

— И да, и нет.

— Почему да?

— Я не люблю моего мужа и моего первенца.

— А почему нет?

— Мне кажется, что у меня больше не будет детей. Bona Dea говорила со мной, когда я принесла ей жертву в Капуе.

— Я только что вернулся из Капуи, но тебя там не видел.

— Я тоже тебя там не видела.

Наступило молчание, сладкое и безмятежное, лишь где-то на периферии сознания пели жаворонки и жужжали крошечные насекомые в траве, словно даже тишина была слоистой. «Это магия», — подумала Ливия Друзилла.

— Я могла бы сидеть здесь вечно, — хрипло сказала она.

— Я тоже, но только если ты будешь со мной.

Боясь, что он дотронется до нее, а она не сможет его оттолкнуть, она быстро заговорила.

— На тебе toga praetexta, но ты так молод. Это значит, что ты один из приближенных Октавиана?

— Я не приближенный. Я — Цезарь.

Она вскочила.

— Октавиан? Ты — Октавиан?

— Я не откликаюсь на это имя, — сказал он, но не сердито. — Я — Цезарь, сын бога. Придет день, и я буду Цезарем Ромулом, согласно декрету сената, утвержденному народом. После того, как я одержу победу над моими врагами и мне не будет равных.

— Мой муж — твой заклятый враг.

— Нерон? — Он засмеялся, искренне развеселившись. — Нерон — ничтожество.

— Он мой муж и судья моей судьбы.

— Ты хочешь сказать, что ты его собственность. Я его знаю! Слишком многие мужчины обращаются со своими женами как с животными или рабами. Очень жаль, Ливия Друзилла. Я думаю, жена должна быть самым любимым товарищем мужа, а не рабыней.

— Ты именно так относишься к своей жене? — спросила она, когда он поднялся на ноги. — Как к твоему товарищу?

— Не к нынешней жене, нет. Бедной женщине не хватает ума. — Его тога немного съехала набок. Он поправил складки. — Я должен идти, Ливия Друзилла.

— Я тоже, Цезарь.

Они пошли вместе в сторону гостиницы.