Антоний и Клеопатра

Фульвия сидела в лагере Планка и поносила вероломство Поллиона и Вентидия, стоявших в нескольких милях от лагеря. Она срывала гнев на Планке, а тот терпел это, потому что был влюблен в нее. Настроение ее все время менялось: то бешеные вспышки гнева, то взрывы энергии. Но больше всего ее терзала вновь вспыхнувшая ненависть к Октавиану. Высокомерный щенок отослал свою жену, дочь Фульвии Клодию, к матери virgo intacta. Что ей делать в военном лагере с тощей девицей, которая только и знает, что ревет, да к тому же отказывается есть? Ко всему прочему, Клодия твердила, что до безумия любит Октавиана, и винила мать в том, что Октавиан отверг ее.

К концу октября Антоний походил на Этну перед извержением. Его коллеги почувствовали толчки и старались избегать его, но это было невозможно.

– Деллий, я собираюсь зимовать в Александрии, – объявил он. – Марк Сакса и Каниний могут остаться с войском в Эфесе. Луций Сакса, ты можешь поехать со мной до Антиохии – я назначаю тебя правителем Сирии. В Антиохии находятся два легиона Кассия, этого тебе будет достаточно. Для начала заставь города Сирии понять, что мне нужна дань. Сейчас, а не потом! Всякий город, заплативший Кассию, должен заплатить и мне. На данный момент я не планирую никаких перемещений: в провинции Азия спокойно, в Македонии вполне справляется Цензорин, и я не вижу необходимости назначать наместника Вифинии. – Он ликующе вскинул руки над головой. – Праздник! Новый Дионис устроит настоящий праздник! А какое место лучше подходит для этого, чем двор Афродиты в Египте?

Клеопатре он тоже не написал. О его приезде она узнала через своих агентов, которым удалось предупредить ее за две нундины. За эти шестнадцать дней она успела послать корабли добывать продукты, которых в Египте было не найти, от сочной ветчины с Пиренеев до огромных кругов сыра. Хотя это было не в традициях местной кухни, дворцовые повара могли приготовить гарум, который придавал особый вкус подливам, а у крестьян, разводивших молочных поросят для живущих в городе римлян, скупили все свинарники. Собрали в одно место кур, гусей, уток, перепелов и фазанов. Вот только ягнят в это время года не было. Но что важнее всего, вино должно быть хорошее и в достаточном количестве. Придворные Клеопатры почти не употребляли вина, а сама царица предпочитала египетское ячменное пиво. Но для римлян это должно быть вино, вино, вино.

В Пелузии и Дельте ходили слухи, что в Сирии неспокойно, но никто не мог сказать, в чем дело. Было известно, что евреи охвачены волнением. Когда Ирод возвратился из Вифинии тетрархом, обе противоборствующие партии синедриона, и фарисеи и саддукеи, подняли настоящий вой. То, что его брат Фазаель тоже стал тетрархом, казалось, не имело такого большого значения. Ирода ненавидели, Фазаеля терпели. Некоторые евреи плели интриги, чтобы свалить Гиркана в пользу его племянника, хасмонейского царевича Антигона, или, если не удастся, хотя бы лишить Гиркана статуса верховного жреца и передать этот статус Антигону.

Но поскольку в любой день можно было ожидать приезда Марка Антония, Клеопатра не уделила должного внимания Сирии. А следовало бы, потому что Сирия была совсем рядом.

Больше всего ее беспокоила проблема, связанная с сыном. Каэму и Тахе велено было забрать Цезариона в Мемфис и держать его там, пока Антоний не уедет.

– Я не поеду, – спокойно возразил Цезарион, вскинув подбородок.

К сожалению, они были не одни. Поэтому Клеопатра резко ответила:

– Это приказ фараона! Значит, ты поедешь!

– Я тоже фараон. Самый великий римлянин, оставшийся после убийства моего отца, едет к нам, и мы будем принимать его как представителя другого государства. А это значит, что фараон должен присутствовать в обоих воплощениях, мужском и женском.

– Не спорь, Цезарион. Если будет необходимо, тебя доставят в Мемфис под охраной.

– Хорошо же я буду выглядеть перед нашими подданными!

– Как ты смеешь дерзить мне?

– Я – фараон, помазанный и коронованный. Я – сын Амона-Ра и сын Исиды. Я – Гор. Я – правитель Верхнего и Нижнего Египта, сопричастный Осоке и Пчеле. Мой картуш – над твоим. Не начав войны со мной, ты не можешь лишить меня права сидеть на моем троне. А я буду сидеть на нем, когда мы будем принимать Марка Антония.

В гостиной воцарилась такая тишина, что каждое слово матери и сына гулко отдавалось от позолоченных стропил. Слуги стояли по углам, Хармиона и Ирада прислуживали царице. Аполлодор замер на месте, а Сосиген сидел за столом, составляя меню. Только Каэм и Таха отсутствовали, с удовольствием придумывая, чем они побалуют своего любимого Цезариона, когда он приедет в храм Птаха.

Лицо ребенка застыло, зелено-голубые глаза блестели, как полированные камни. Никогда он не был так похож на Цезаря. Но сам он был расслаблен, никаких сжатых кулаков. Он сказал, что хотел, следующий ход за Клеопатрой.