Антракт

Прежде чем начнется скачка воспоминаний, позвольте мне накинуть на них упряжь. Я не шла по проходу в церкви в оборках белого тюля и органзы, и старинное кружево не спускалось каскадом по моей спине. Я вообще не ходила к алтарю. Мы расписались в очень милом регистрационном бюро, и платье на мне было (не забывайте, это случилось на Пасху) не особо праздничным: сшитое из индийского льна цвета слоновой кости с длинной юбкой и длинными рукавами, овальным вырезом, — я хотела быть одета подобающе. Сейчас мне кажется, что оно выглядело, как дорогая скатерть на столике в кафе. Естественно, в тот день я не только вплела розовые розы в волосы, но и приколола к плечу небольшой букетик, а еще на шее у меня была очень красивая розовая бархотка с небольшим золотым медальоном. Украшенное таким образом платье выглядело очень нарядным, чего я и добивалась. Но сейчас, когда я вынула его и расправила на полу, в голубом лунном свете оно казалось похожим на саван. И я не смогла удержаться. Возможно, «Грозовой перевал» произвел на меня большее впечатление, чем я осознавала. Потому что я надела это платье.

Ткань была холодная. Я сама была холодная. В комнате было ужасно холодно. Я взяла бутылку водки и, передвигаясь медленно, как призрак, спустилась вниз. «Вот тебе и пьеса, — сказала я себе, — ты можешь вести себя так, только когда ты спокойна и одна в доме». Ритмичная музыка от соседей делала вечер еще более необычным. Спустившись, я радостно покружилась и направилась на кухню. Мой викторианский настрой несколько ослаб, когда я включила отопление и бойлер с шумом ожил, но, думаю, воображение может завести нас очень далеко. Я провела рукой по полумертвым цветам, они сбросили еще больше лепестков — милый пример символизма, — и достала из буфета бокал. А потом в мое приятное существование ворвался пронзительный телефонный звонок. Казалось, в темном холле он звучал раза в три громче. «Хоть обзвонись, — обратилась я к нему, — ты не сможешь поймать меня. Сейчас я в другом веке, а тебя еще не изобрели».

Но когда наступила тишина, я подумала, что это могли быть мои родители, хотя почему-то я была уверена, что звонил Джек. И я набрала номер. Трубку взял отец.

— Удачно добралась?

— Да, спасибо за приятное Рождество.

— Какие планы на сегодняшний вечер?

— У соседей вечеринка.

— Вот и вариант.

— Это ты сейчас звонил?

— Нет.

— Счастливого Нового года. Передай привет маме.

— Она рядом, хочет сказать тебе кое-что.

— Нет, папа, не…

Поздно. Она уже взяла трубку.

— Джоан?

— С Новым годом, мама. Спасибо за Рождество.

— Ты не в одиночестве сегодня, дорогая моя?

Я посмотрела в гостиную через открытую дверь. Комната тоже была наполнена лунным светом. На маленьком столике рядом с креслом, подмигивая, стояли бутылка водки и бокал.

— Нет, — честно ответила я, — я одета и готова к бою.

— О, что ж, это хорошо. Тогда счастливого тебе Нового года.

— И тебе.

Обязанность выполнена, и я принялась готовить для себя реквизит.

Задернула шторы в комнате рядом с холлом и включила лампу в углу. Приятный, прохладный, успокаивающий свет. Рядом с бутылкой и бокалом я положила книгу Бронте, несколько глав о Кэти и Хитклифе еще предстояло прочитать. А затем — piece de resistance[13] — я открыла буфет на кухне и достала огромную коробку шоколада. «Вперед, прыщи, — скомандовала я, — можете высунуть свои отвратительные головки и испортить мне лицо, все равно я съем все конфеты, и плевать на последствия». Телефон зазвонил снова. Я показала ему язык и скользнула в гостиную, прижимая коробку с картинкой на крышке к холодному, бесчувственному сердцу. Уютно устроившись в кресле, щедро налила себе прозрачной, холодной жидкости и сорвала с коробки целлофан. «Раз, два, три, четыре, пять», — нараспев произнесла я, а потом вонзила зубы в шоколад, чтобы проверить, какая начинка у первой конфеты.

Глава 4