Антракт

— В любом случае, — сказала я, — вам больше не нужно волноваться, нормальная я (а что такое норма?) или нет. Потому что у меня есть друг.

— О, как здорово, — обрадовалась мама. — Мы можем с ним познакомиться?

И поэтому мне пришлось, крадучись, пробираться к телефону в крайне неподходящее, позднее время — нужно было позвонить Робину Карстоуну. Пока родители устраивались в свободной комнате (они отвели мне неделю на отпущение грехов), я спросила Робина, не выручит ли он меня и не согласится ли пойти со мной и моими родителями в театр. Больше я ни о чем его не предупредила.

Оглядываясь назад, я понимаю, что честность по-прежнему остается лучшей политикой. Потому что, скажи я тогда всю правду, ни одного из последующих событий не случилось бы.

Хотя, наверное, кальвинисты все же правы, и своей судьбы избежать невозможно. Я бы предпочла думать — для повышения собственной самооценки, — что здесь именно такой случай: не очень приятно осознавать, что только я сама несу полную ответственность за все, что произошло в дальнейшем.

Мы вчетвером отправились в театр «Олдуич» в отличном настроении. Родители снова были рядом со своей нормальной маленькой дочкой, мою мать впереди ожидала неделя наслаждения всеми прелестями Лондона. Я же была реабилитирована и с удовольствием дожидалась момента, чтобы придумать какой-нибудь замечательный способ мести бывшему мужу, — после того как закончатся все текущие неприятности. А Робин, минимально осведомленный о причинах своего приглашения в круг семьи, казалось, был просто счастлив играть роль моего официального гетеросексуального спутника.

Пьеса была неплохая. По крайней мере первая половина. Я хорошо помню, что мы говорили об этом в антракте, за бокалом вина, когда кто-то дотронулся до моего плеча и голос — странно знакомый и вызывающий во мне те же ощущения, что и урчащий мотор такси, — произнес мне в ухо:

— Привет, Герань. Как твои дела?

Глава 7

Ничто не сравнится с игрой актера. Я поняла это именно в тот момент. Актерами рождаются, а не становятся. Театральные институты никому не нужны. Талант или есть, или его нет. Кто-то сказал однажды, что существуют две школы актерского мастерства, британская и американская: в первом случае, если актер не испытывает необходимых чувств, он их просто имитирует, а во втором — стремится создать такую ситуацию в жизни, в которой сможет эти эмоции ощутить. В качестве примера тогда был приведен американский актер, игравший солдата с ранением в голову. Он понимал, что не может убедительно передать страдания своего героя, поэтому в течение всего периода съемок не снимал повязку: днем и ночью его голова была вся в бинтах, как и положено после ранения. К концу съемок члены съемочной группы даже начали приносить ему на площадку виноград и лимонад. Наверняка за эту роль он получил «Оскар».

Я обнаружила, что принадлежу к американской школе. Создав нужную обстановку, чтобы идеально сыграть свою роль, я ничего не имитировала. И очень завидовала тому типу, который играл раненного в голову солдата. Просто не могу выразить словами, каким было бы счастьем, если бы вся верхняя часть моего тела в тот момент оказалась замотана бинтами.

Мало сказать, что я застыла, услышав, как этот голос произнес известное лишь ему имя. До этого момента моей заледеневшей женственности иногда требовалась помощь — мозг посылал телу напоминание, сдерживая его. Но не в этот раз. Сейчас работал только мозг, а тело — о, тело! — окаменело, промерзло насквозь, не было заметно даже легкого трепета, доказывающего, что оно живо.

Я могла точно определить, откуда прозвучал голос, проследив за направлением взглядов трех пар глаз моих спутников. Голос — низкий и с нотками удивления — зазвучал снова, очень близко от моего уха: небольшой язычок пламени лизнул несокрушимую ледяную глыбу.

— Вижу, ты опять пьешь…

— Апельсиновый сок, — невольно вырвалось у меня.

— С водкой?

Теплое дыхание бросало меня в дрожь, но недавно появившаяся на свет актриса не подавала вида. Определенно, в «Олдуич» пришла зима.

— Джоан, — голос матери донесся до меня из далекого реального мира, — ты не собираешься нас представить?

Они с отцом по-прежнему пристально смотрели мне через плечо и чувствовали себя все более неловко. Мать неуверенно пыталась улыбнуться, осторожно притрагиваясь к завиткам волос на виске. Отец просто выглядел озадаченным. Робин стоял разинув рот, и на его обычно простодушной физиономии читались две эмоции: удивление и интерес (лицо знакомое, но как же его имя?).

Я надеялась, что, если долго не двигаться с места, видение исчезнет, однако тщетно. Мне пришлось заставить себя смягчиться, сделать несколько движений, даже заговорить, — это непросто, когда в груди сосулька. Две попытки сглотнуть не увенчались успехом, а с третьего раза из горла вырвался хриплый звук. Рука поднялась для того, чтобы представить всех друг другу. Любые сомнения по поводу моего таланта как драматической актрисы развеялись, потому что в тот момент и началось настоящее представление.

— Конечно. — Хрип, хрип, еще один глоток. — Мама, отец. Это…