Антракт

Мне удалось скривить губы — я надеялась, что убедительно, — в презрительной усмешке. Нечто абсолютно новое для меня. Должно быть, получилось, потому что он спросил:

— Я не очень-то тебе нравлюсь, правда, Герань?

Я задумалась на долю секунды, — это был каверзный вопрос, по крайней мере в том, что касалось честности. И прямо ответила:

— Нет.

Я не солгала. Что бы со мной ни происходило, это никак не было связано с «нравиться».

Мой отец — прибегнув к дипломатии или от отчаяния — вдруг пустился в воспоминания о том, как я упала с велосипеда в двенадцать лет. Мне вовсе не хотелось слушать эту историю, и, к счастью, мама, которая тоже не была настроена на семейную волну, прервала его:

— В Эдинбурге не бывает ничего подобного.

Робин по-прежнему беспомощно смотрел на свои пустые руки, вероятно, размышляя, не было ли случившееся каким-то театральным фокусом. А Финбар Флинн, который, казалось, остался невосприимчивым к моей глупости, смеялся без перерыва, высоко закинув голову. Черт его подери!

Я заметила, что у него много пломб, и подумала, не из-за того ли, что он пьет слишком много таких сладких напитков.

— У тебя много пломб, — сообщила я. — Следует лучше ухаживать за зубами.

— Мой единственный недостаток, — парировал Финбар в озорной манере. — Спасибо, что заметила. Люди постоянно суют мне в рот шоколад. — И потряс кудрями. — А сейчас я схожу принесу еще выпить.

Холодно посмотрев в мою сторону, он послал мне воздушный поцелуй. Это выглядело крайне оскорбительно.

— Робин, — произнес Финбар, — я тебе завидую. — Потрепал Робина по щеке, и она стала еще более красной. — Но еще больше, мой дорогой мальчик, я тебе сочувствую…

И с видом раненого героя похромал к бару.

— Что все-таки произошло? — раздраженно спросил Робин.

— Джоан наступила ему на ногу.

— Ты всегда была неуклюжей, — покачал головой отец. — Помнишь велосипед? — Он глотнул виски и вздохнул.

Я собиралась сказать, что это была их вина, потому что они всегда покупали мне вещи на вырост — например, непромокаемые плащи для школы, до которых нужно было дорасти, но у меня никак не получалось. Но вместо этого я молча смотрела в спину человеку, который, прихрамывая, направлялся к бару.

— Интересно, долго еще придется ждать? — спросил отец.

И это был вопрос, ответ на который последовал незамедлительно.

Финбара обслужили очень быстро: то ли из-за его известности, то ли из страха. Я наблюдала за ним: широкие плечи, немного взъерошенные кудри на затылке, — потом он повернулся и пошел обратно, с улыбкой пробираясь сквозь толпу. Остановившись около небольшой группы людей, он покачал головой, кивнув в нашу сторону, а потом, одарив их на прощание прекрасной улыбкой, направился к нам, подняв повыше бокалы с зеленой жидкостью. Финбар подошел, поклонился и протянул бокал моей матери. Потом, снова поклонившись и подмигнув мне, достал из кармана рюмку, звякнул ею о свою и с улыбкой подал мне. Не нужно было быть кандидатом в клуб «Менса»[19], чтобы догадаться, что в ней. Очень громко Финбар пояснил:

— Она любит водку. Правда, Герань?

— Можно поинтересоваться? — не выдержал Робин.

— Ты можешь задать мне любой вопрос, — ответил Финбар с такими бархатными модуляциями, что мои колени снова задрожали.

— Можно поинтересоваться? — Голос Робина сейчас напоминал писк, а лицо снова пылало огнем. Он откашлялся. — Я хочу спросить, почему ты называешь Джоан — Герань?

— А я хочу спросить, — парировал Финбар Флинн, — где ты был на Новый год?

Робин был обескуражен. Его щеки по-прежнему пылали, этот румянец придавал ему удивительно трогательный вид.

— Вообще-то в Канаде.

— Когда тебе следовало быть рядом со своей возлюбленной?

— Нет, нет, нет, — поправила я. — Не возлюбленной!

Финбар перевел взгляд с меня на Робина, а потом обратно.

— Прошу прощения.

Красивым жестом он опустил руку на бедро. Я готова была съесть его. Финбар снова напоминал творение Донателло, только на этот раз был в легком черном пиджаке и джинсах насыщенно-черного цвета. Какая несправедливость по отношению ко мне!

— Простите, я просто считал, что вы… — Финбар пожал плечами, поднял бровь, взглянув на меня, а потом на Робина с сардонической усмешкой, которую я помнила так хорошо. — Знаете…

Он выпил, закинув голову, отчего кадык резко дернулся.

— Джоан не… — начал Робин.

Я подхватила:

— Мы не…

А потом посмотрела на Робина, он на меня, и мы вдвоем — на моих несчастных, любимых, ни в чем не повинных родителей, которых я — их любящая дочь — старательно вводила в заблуждение, убеждая, что на самом деле мы вместе…

— Мне кажется, что вы поссорились, — деликатно заметила мама.

Отец провел пальцами по волосам, от уха до уха, и умоляюще воззрился на громкоговоритель.

— И посмотрел я на небо, — вдруг продекламировала я, потому что эта фраза показалась мне очень уместной, — откуда исходит моя сила…

Все уставились на меня, и в глазах каждого читалось удивление.