Антрацитовое небо

Минут десять прошли в увлеченном молчании, только Марта заинтересованно переводила взгляд с меня на мужа, сидя между нами и подперев голову кулачком. При ярком свете кухонной лампы она была похожа на помолодевшую и более симпатично одетую версию нашей соседки Светланы. На вид Марте было не больше двадцати двух лет. Грея руки о наполненную чаем чашку, она терпеливо ждала, пока кто-нибудь пояснит ей суть ситуации.

Герману по дороге я все уже рассказала, а заодно успела немного успокоиться, поэтому перед Мартой предстала уже в нормальном виде, без хлюпающего носа и красных от слез глаз.

– У Берты пропал отец, – прихлебывая суп, пояснил Герман. – Она мне сегодня с утра хорошо помогла, поэтому ты не могла бы посмотреть, где он сейчас находится?

Я слушала, затаив дыхание и решив до поры до времени не встревать, пока сами не спросят, но все-таки как это – «посмотреть»? Не по камерам видеонаблюдения же.

– Могу. Только ты знаешь, для этого нужно.

– У, кстати! Берт, у тебя есть с собой фотография твоего отца?

Я неуверенно кивнула.

Пока я искала в мобильнике подходящий кадр моего папы, Герман отнес пустые тарелки в раковину, тем самым освобождая пространство посередине стола, а Марта разложила перед собой выуженную откуда-то из-за шторы колоду карт.

Я в недоумении замерла, так и не выпустив из рук телефон. Правда? Девушка собралась гадать? Радостное предчувствие, вновь появившееся в груди, дрогнуло, как слабый огонек свечи, готовое вот-вот исчезнуть. Но я решила взять себя в руки.

– Так подойдет? – спросила я.

Мой телефон оказался в центре стола, под лампой. Девушка с сомнением прищелкнула языком, быстро перемешивая в руках колоду.

– Не знаю. Так сложнее будет. Сейчас посмотрим. – Марта замерла с серьезным выражением на лице и вдруг забормотала нараспев, точно скороговорку. – Беру тебя, колода моя, из тридцати шести картей – королей, дам и кумовей. Тузы – время, десятки – бремя…

Когда она начала говорить, я замерла на стуле и напряженно вцепилась пальцами в сиденье.

– Мой дух Марии Лисовской ублажите.

Наконец Марта закончила читать, еще пару раз перетасовала колоду, погрев карты в собранных лодочкой ладонях, и принялась раскладывать их на столе вокруг моего мобильника.

Мы с Германом молча наблюдали за ней, не отводя глаз, пока на лбу девушки не пролегла белая вертикальная морщинка и она с сомнением не замотала головой.

– Ничего не понимаю, – недоуменно пожала плечами она. – Карты говорят, человек жив, но где сейчас находится – неясно, пришел он туда по своей воле, а уйдет против. И вернется так, словно никуда и не уходил, хотя будут свидетели его отсутствия. Как такое может случиться, ума не приложу.

– Может, ты не так смотришь? – предположил Герман. Девушка сердито стрельнула в него глазами, но в ту же секунду улыбнулась как ни в чем не бывало.

Я ничего не понимала. Какие-то ритуалы, магия, когда, может, уже стоит бить тревогу о пропаже! Но мысль, что мой папа жив и скоро должен вернуться, давала надежду, которую не могли внушить никакие доводы разума. И несмотря на странность происходящего, я впервые за вечер почувствовала: страх немного отступил. Затаился перед этим… волшебством?

– Ладно, давайте уже укладываться, – снова сказал Герман, прервав едва начавшийся диспут на тему неудачного гадания, и первым встал из-за стола.

Проигнорировав мои попытки ретироваться обратно домой напоминанием о ключе, без которого я все равно не смогу открыть дверь, он взял свои вещи из комнаты и отправился спать в кухне, героически уступив спальню нам с Мартой.

В темноте, добравшись до большой двуспальной кровати, я заметила у стены в дальнем углу маленькую детскую кроватку и мирно свернувшегося под ней огромного черного пса, так напугавшего меня своим рывком у подъезда. Следуя негромким подбадриваниям Марты, я стянула с себя верхнюю теплую кофту, оставшись в одной футболке и штанах, и залезла под одеяло.

– А чем ты таким ему сегодня помогла? – спросила девушка в тот момент, когда я уже подумала, что она крепко спит.

Я сдавленно хихикнула.

– Он застрял ногой в ограде, когда гулял с собакой по кладбищу, и увяз в сугробе. Так крепко. Как будто держал кто-то специально, – я вспомнила выражение лица Германа и нелепую позу, в которой он распластался на снегу, пытаясь освободиться. И сорванный с ноги ботинок.

Я не могла видеть, но почувствовала в темноте, что Марта тоже улыбается. Ее отзывчивость располагала к себе. Вообще они были определенно странные, но, очевидно, очень приятные люди. Увидев девушку в беде, вроде меня, они не прошли мимо и не оставили ночевать на морозе. Даже попытались своеобразно помочь. И я решилась.

– Скажи, а они всегда там гуляют вдвоем? Герман и ваша собака.

Ответ меня не разочаровал:

– Он не собака, он – грим. Житель Междумирья. Ему на одном месте сидеть совсем плохо. Вот Герке и приходится с ним через кладбище таскаться к самой границе. Да и некуда больше, без чужих глаз… Ты бы видела, когда он на солнце прозрачный и синим светится. Хотя, на мой взгляд, история о том, как мы с Геркой познакомились, гораздо более занимательна.