Антропо-видение. Как антропология может объяснить бизнес и жизнь

"Мне позвонил один американский журналист и спросил, почему африканцы продолжают вести себя так варварски и глупо", - заметила Мэри Моран, один из антропологов, присутствовавших в вашингтонском зале. Она утверждала, что эти ярлыки несправедливы. Вплоть до первых десятилетий ХХ века американцы обычно держали тела умерших родственников или друзей в своих домах после смерти в течение нескольких дней, выставляя их в "прижизненных" масках вместе с живыми людьми для фотографий. То, что произошло с телом адмирала Нельсона или короля Георга VI, не было исключением. Однако западные журналисты, врачи и гуманитарные работники теперь осуждают "примитивные" ритуалы западноафриканцев и утверждают (ошибочно), что лихорадка Эбола вызвана странными "туземцами", питающимися "мясом кустарников".

Антропологи считали это не только несправедливым, но и жестоким. Западноафриканцы пережили страшную травму в месте, где практически отсутствовала инфраструктура. Они хотели оплакать свои потери так, как считали правильным. Согласно местной системе верований, когда кто-то умирает, его живые друзья и родственники должны отдать дань уважения, приняв участие в похоронах с присутствием тела; без этого покойный будет обречен на вечный ад, а все окружающие будут страдать. Во время гражданской войны этот обряд часто прерывался, что создавало опасность проклятия. Никто не хотел, чтобы этот цикл продолжался. "Смерть от Эболы не так страшна, как ее погребение", - объяснил Болтену Гоген. «От лихорадки Эбола умирает только тело, а захоронение убивает дух».

Был и еще один важный момент, который не поняли презрительные западные критики: существовали и реальные, практические препятствия для следования рекомендациям ВОЗ, поскольку в стране была очень слабо развита инфраструктура здравоохранения. Пока академические антропологи собирались в Вашингтоне, в Западную Африку прибыл другой медицинский антрополог - Пол Фармер. Двадцатью пятью годами ранее он стал одним из основателей некоммерческой организации Partners in Health, которая занималась оказанием медицинской помощи в регионах с развивающейся экономикой, таких как Латинская Америка, Гаити, а также (в последнее время) Центральная и Западная Африка. Хотя Фармер был дипломированным врачом и верил в силу медицинской науки, а также в необходимость материальных "вещей, персонала, помещений и систем" для борьбы с болезнями, он считал, что медицинское обслуживание должно осуществляться с уважением к местной культуре и пониманием социального контекста. Он был потрясен тем, что увидел в Сьерра-Леоне, Гвинее и Либерии. Жертвы Эболы падали в лужи рвоты, пота и диареи на дороге, в такси, в больницах и дома. Умирало большое количество врачей. И без того слабая медицинская инфраструктура разваливалась. И хотя такие медицинские организации, как MSF и ВОЗ, пытались сдержать распространение болезни, они не очень-то стремились оказывать терапевтическую помощь. В подразделениях по лечению Эболы было "слишком мало буквы "Т"", - негодует он. Учитывая это, неудивительно, что жертвы Эболы продолжают убегать или игнорировать приказы, и неправильно, что посторонние люди презирают людей за это. После длительной гражданской войны и в условиях колониального угнетения у простых людей было мало оснований доверять своему правительству или хитрым западным "экспертам". Казалось бы, отсутствие сочувствия рисковало жизнями людей и способствовало распространению болезни.

Могут ли антропологи что-то противопоставить этому? Мнения в вашингтонском зале разделились. Некоторые академические антропологи остерегались работать на правительство любой ориентации. Другие считали, что от имени региона должны выступать только западноафриканцы, а не европейцы или американцы. Многие ученые не имели достаточной практики взаимодействия с политиками, они предпочитали наблюдать, а не агитировать. "У экономистов нет проблем с тем, чтобы встать и четко сказать: "Вот что будет дальше!". У них есть связи с людьми, стоящими у власти, и уверенность в себе, чтобы предсказать будущее - а если это окажется не так, то неважно, они просто продолжают работать!" - говорит Эриксон. "Антропологи не такие". Но антропологи понимали, что они морально обязаны что-то сделать. Или, как заметил Болтен: "Мы сидели там [в комнате] и спрашивали: Есть ли смысл в том, что мы делали все эти годы, если мы не выскажемся?"