Антропологические традиции

Когда я начинаю размышлять над вопросами, предложенными мне и другим авторам настоящего сборника Алексеем Елфимовым, и думаю над тем, как определить сегодняшний статус антропологии в британском обществе, у меня прежде всего возникает желание (видимо, оно продиктовано спецификой нашей дисциплины) несколько более придирчиво разобраться в том, что именно мы вкладываем в понятия «антропология», «британское», «общество».

В Великобритании антропологам нередко приходится давать формальные и неформальные заключения о состоянии дел в своей дисциплине, ибо корреляция между имиджем и практикой всегда имеет серьезное значение для будущего любой дисциплины. Вероятно, проблема еще более важна ввиду того, что в наших внутрицеховых представлениях и в представлениях более широкого общества присутствуют различные понятия о том, на чем именно держится наша «дисциплина» как нечто цельное, и, конечно, ввиду того, что сфера пересечения между данными представлениями так невелика и так ценна.

Если говорить обобщенно, то, думаю, будет справедливым сказать, что британская публика за пределами стен академических учреждений не разделяет какого-либо конкретного взгляда на то, что такое антропология. На самом деле даже в академическом сообществе люди порой, как кажется, просто не желают знать, чем мы занимаемся. В тех слоях общества, с представителями которых мы сталкиваемся в нашей профессиональной деятельности — будь то наши друзья или водители такси, прогуливающие уроки в школе дети или их родители, разработчики социальных программ или политические деятели, — знают очень мало о том, что такое антропология (не говоря уже о том, для чего она нужна). Одни антропологи полагают, что причина данного безразличного отношения и вытекающей из него «незаметности» антропологии кроется в том, что дисциплина не преподается в средней школе. Другие считают, что антропология не способна привлечь общественное внимание, потому что ей недостает заметного имиджа в средствах массовой информации (Sillitoe 2003)[10]. Конечно же, в обществе можно услышать шутки об экипировке в стиле сафари — особенно от тех, кто усвоил некое поверхностное знание о контексте антропологической работы и хочет намекнуть на связь между имперским расизмом и его неоколониальным наследием. Стереотип «охотников за экзотическим», безусловно, до сих пор сохраняется, и даже о тех, кто проводит исследования у себя «дома», в контексте современной западной культуры, часто думают как о людях, занятых выискиванием «племенных» аспектов в реалиях сегодняшней жизни.

Поддержанию данного стереотипа, несомненно, в некоторой степени способствовал документальный сериал «Исчезающий мир», который с успехом шел на телевидении в 1980-х годах и навеял образ антропологии как науки, погруженной в ностальгическое изучение отходящих в прошлое жизненных миров. Действительно, традиционная антропология, долго находившаяся в так называемой парадигме спасения, подогревала интерес к изучению этих альтернативных жизненных миров, поставленных под угрозу, но так и не смогла воспитать интерес к исследованию тех альтернатив нашему общепринятому пониманию мироустройства, которые вовсе не исчезают, но к которым продолжают относиться с недопониманием, которые осуждают и даже открыто игнорируют. В этом смысле данный телесериал (который, конечно, был очень важен с точки зрения контакта антропологии с обществом) был далек от задачи разъяснения профессионального стремления современной антропологии добраться до сути того, что значит жить в мире, где культурное многообразие, с одной стороны, принимается за данное, считается очевидным и необходимым измерением общественного существования человека, но с другой стороны — а именно с индивидуалистическо-рационалистических позиций сегодняшней бюрократии и неолиберальных капиталистических кругов, — воспринимается как нечто угрожающее и не укладывающееся в рамки разумного. Мне кажется, в наши дни вопрос о культурных различиях должен оставаться центральным в антропологических исследованиях.

Сложность, впрочем, заключается в том, что в попытках систематического изучения культурных различий можно легко усмотреть стремление продолжить тот род академических упражнений, который подвергся острой критике со стороны ряда политически сознательных научных направлений, успешно развивавшихся в гуманитарных науках в последние два десятилетия. В одних исследованиях (они проводились в рамках, условно говоря, «психоаналитического» подхода) было продемонстрировано, как западные общества формировали свою идентичность посредством проецирования образа совершенно отличных культурных черт на общества «других». В иных исследованиях (они проводились в рамках, условно говоря, «неомарксистских» подходов) демонстрировалось, как социальные репрезентации локальных культур соотносятся с националистическими идеологиями, на которые опирается система западной политики и экономики.