Читаем Антропологические традиции полностью

Указанный проект полностью воспринял боасовское наследие по части комплекса четырех «классических» антропологических субдисциплин, которые во многих европейских странах в ту пору начали отделяться друг от друга. Кроме того, его целью было начало систематического производства знания о сельском населении вообще и аборигенном в частности[82] — знания, в то время довольно слабо развитого, но являвшегося необходимым условием для восстановления эффективного общественного управления после десятилетия вооруженных конфликтов. В равной мере проект претендовал и на то, чтобы способствовать выведению из «отсталости» изучаемого аборигенного и крестьянского населения. Хотя при взгляде из сегодняшнего дня этот проект, задуманный как «интегральный», может серьезно критиковаться за этноцентричный, ориентированный на ускоренное развитие и патерналистский по характеру подход, он был важен для своего времени, так как означал в определенном смысле, что «антропология в Мексике рождается… исходя из живой, болезненной социокультурной реальности, которая все еще сохраняется сегодня… Так, в отличие от других стран, где антропология или какая-то из ее отраслей служила колониальным целям, в Мексике она возникает как практика во благо маргинальных и традиционно эксплуатируемых групп» (Matos 2001: 39).

Обе составляющие положили начало стилю антропологии, господствовавшему на протяжении полустолетия в Мексике: на основе общей идеи (ныне оспариваемой), касающейся линейной исторической преемственности между доиспанским прошлым и современностью, главным объектом антропологического исследования стали следы доиспанских культур, легко ощущаемые почти по всей стране, а также жизнь аборигенных народов, на которых до того не обращали внимания[83].

Понятно, что из-за политико-идеологической важности обеих тем и, более того, из-за политико-административной ценности второй из них послереволюционное государство отдало предпочтение данной отрасли социальных наук. Так, в 1938 г. была основана организация, впоследствии получившая название Национальной школы антропологии и истории (Escuela Nacional de Antropología e Historia) — на протяжении долгого времени она была самым важным в Латинской Америке центром антропологического образования и остается до сего дня единственным в стране центром, в котором представлены все антропологические специальности разных уровней[84]. В 1939 г. был создан Национальный институт антропологии и истории (Instituto Nacional de Antropología e Historia), частью которого вскоре стала упомянутая школа. В составе института есть несколько важных исследовательских подразделений; он отвечает за сохранение доиспанского и колониального наследия, руководит почти всеми музеями антропологии и истории, и с 1960-х годов в него входит значительное число центров академического и административного характера во всех районах страны.

Одновременно было начато создание разнообразных «индихенистских» учреждений (под термином «indigenista» понималась политика по отношению к коренному населению, сформированная и осуществляемая не аборигенами) — учреждений, позиция которых усилилась с образованием в 1940 г. в городе Мехико Межамериканского индихенистского института (Instituto Indigenista Interamericano) и основанием в 1948 г. Индихенистского национального института (Instituto Nacional Indigenista)[85]. При этом первое из двух учреждений в течение десятилетий служило своего рода «резонатором» континентального масштаба для индихенистских стратегий, задуманных в Мексике.

Представительными для 1950-х годов могут считаться работы «Взгляд побежденных» и «Философия науа, изученная в своих источниках» (León-Portilla 1956; 1989), а также книга «Великие мгновения индихенизма» (Villoro 1950). Для индихенизма особенно важное значение имели теоретическая линия и политическая практика, проводимые на уровне разных учреждений антропологом Гонсало Агирре Бельтраном (1908–1996). Его модель «интеграции» явила собой последовательную стратегию, направленную на то, чтобы аборигенное население растворилось в «национальной» культуре метисного типа — цель, в которой слышится эхо предсказания «космической расы» Хосе Васконселоса[86]. Как можно видеть в многочисленных статьях Агирре Бельтрана, в модели его оригинальным образом сочетались вера в социальные принципы Мексиканской революции и теоретические элементы культуралистского и эволюционистского типа[87].

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги