Антропологический код древнерусской культуры

Еще одной отличительной чертой культуры личностного типа можно назвать открытость: наличие связей и контактов с культурами других стран, постоянное обогащение и взаимовлияние. Для Древней Руси открытость была естественной, как для новообращенной молодой культуры христианства. Русско-византийские и русско-болгарские культурные связи в области литературы и искусства привели к переводу многих замечательных книг самых разнообразных жанров, начиная от исторических хроник и повествований о сотворении мира и кончая сборниками мудрых изречений античных мыслителей. Мы видели, как много античных реминисценций содержала литература того времени. Даже среди церковных иерархов встречались люди, хорошо знавшие и цитировавшие Гомера, Аристотеля, Платона и других античных философов. Одним из таковых был, например, в середине XII в. Климент Смолятич, ставший в 1147 г. киевским митрополитом при поддержке князя Изяслава Мстиславича и вынужденный оставить кафедру в 1155 г. после смерти своего покровителя. В Ипатьевской летописи о нем сказано: «книжник и философ так, якоже в Роускои земли не бяшеть».[363] В «Послании Фоме пресвитеру» ему пришлось оправдываться, опровергая обвинения смоленского священника Фомы в славолюбии и тщеславии, в том, что Климент предпочитает Гомера, Аристотеля и Платона христианским «почитаемым писаниям». Он блестяще справился с этой задачей, заявив, что имеет право «пытати потонку божественных писаний»: «Расмотряти ны есть лепо, возлюблении, и разумети!», «Разсматряй, любимиче, разсматряти велит и разумети, яко вся состоатся, и содержатся, и поспеваются силою Божиею».[364] Образность мышления и языка Климента видны из приводимых им примеров: огня, очищающего золото и серебро и сотворенного «на службу умну, и смыслену, и словесну человеку»; мудрого мужа, «иже может един сказать алфу, не реку на сто или двести, или триста или 4 ста (словес грамоту. – Л. Ч.)»; своей души, похожей на евангельскую вдовицу, отдавшую две медные монетки на святилище – «но молю ся, да темная ми душа будеть вдовица, и ввержет две медницы во святилище: плоть целомудрием, душу же смирением».[365]

Еще один показательный пример открытости древнерусской культуры того времени – строители «от немец» во Владимиро-Суздальской земле при Андрее Боголюбском, создавшие Успенский собор во Владимире 1160 г., Рождественский собор в Боголюбове 1158 г., церковь Покрова на Нерли 1165 г. и другие мировые шедевры архитектуры, несущие на себе явные следы влияния романского стиля. От дворца в Боголюбове (1158–1165 гг.) сохранились лишь северный переход и одна из двух лестничных башен, поражающая трифорным окном, как будто перенесенным сюда из средневековой Европы. Мастера «от немец» привезли на владимиро-суздальскую землю секреты резьбы по камню, любовь к скульптурному и живописному изображению львов, женских головок и масок, диковинных птиц и зверей. Андрей Боголюбский в борьбе за лидерство «устроенного» им княжества и автокефалию своей церкви, как известно, не только пренебрег киевским престолом, но и вывез из Вышгорода икону Владимирской Богоматери, содействовал учреждению новых храмовых праздников Покрова Богородицы и Спаса.

Открытость культуры личностного типа предполагает, как уже отмечалось, и особую открытость человека переходной эпохи, теряющего почву под ногами и вынужденного искать новую мировоззренческую опору в новой идее человека. Процесс христианизации Руси в этом смысле отличался, с одной стороны, наличием готовой, давно сложившейся и хорошо устоявшейся доктрины человека, которую славянам предстояло только усвоить и приспособить к себе, а с другой стороны, освящался авторитетом княжеской власти, диктаторски проводившей смену вер. Открытость человека в этих условиях проявилась в его неподготовленности к этим переменам, в незнании и непонимании новой веры, что и привело к «двоеверию» в народе, более похожем на язычество в христианских облачениях, чем на христианство с остатками языческой маркировки. Поэтому факты так называемых «восстаний волхвов», убийств священников и проповедников христианства, следования старым языческим обрядам и обычаям и т. п. можно признать и фактами, свидетельствующими об специфической «открытости человека» XI–XIII вв.