Антропология общения и творчества

Познающее созерцание стало не только началом грехопадения, но и началом спасения. И как раз в реальности спасения, в реальности падшего мира, нуждающегося в спасении, оказывается особенно актуальным деятельное начало в человеке. Если созерцание связано с восходящей любовью, то деятельность связана с нисходящей любовью. Бог-Творец призвал человека к совместному творчеству мира. Творческое действие должно было выводом и выражением созерцания, укоренённого в общении и любви Божьей. Но в реальности падшего мира деятельное начало стало на первый план: умирающее надо спасать от смерти, хаотичное — приводить в порядок, потерянное — искать и находить, а зло — активно ограждать. Как и созерцание, деятельность в падшем мире стало началом двойственным: с одной стороны, она стала самоцелью, она позволяет человеку строить свой собственный безбожный мир, она стала заполнением возникшей внутренней пустоты, страха, потерянности. С другой стороны, деятельность может действительно полагать предел действию зла, спасать человека от страданий и смерти, и она же может показывать всем путь ко спасению, организовывать жизнь так, чтобы она была во всех отношениях лучше и качественнее. Но падший мир везде приводит к раздвоенности и расколотости. Деятельность в рамках падшего мира предполагает определенную соприродность с ним. Падший мир живет по своим объективированным нормам и законам, и человек не может созидать вне этих норм и законов, не может в той или иной степени не подчиняться им. И здесь крайне велик соблазн слияния, в том или ином виде, с падшим миром. Падший мир есть мир объективации, и всякая деятельность возможна только в поле объективации, пусть даже эта деятельность и направлена на выход из неё, но сама объективация может "задавить" человека, поглотить его, затмить его взор, создать ту или иную иллюзию нормы и желательности. И здесь деятельный человек может быть застигнут врасплох: в своей увлеченности "делом" он может не заметить подмены, и тогда сама деятельность оказывается во многом самоцелью, сознание проектирует иллюзии успешности "дела" и строит самые далеко идущие планы, а дух охлаждается, и происходит смешение духовного созидающего подъема и падшей объективации. Иными словами, то, что человек созидает во вдохновении и для блага, для выхода из падшего мира, начинает охлаждаться, снижаться, становиться обыденностью падшего мира. И все старания это предотвратить могут быть напрасны. В этом трагедия деятельного человека, даже самого одухотворенного. И здесь оказывается спасительным только одухотворенное созерцание, которое может видеть более чисто и ясно, непредвзято, не из глубин падшего мира, не из фикций объективаций, а изнутри духовного видения. В этом призвание и дар человека созерцательного дара. Ибо это есть дар видения первореальности, начала и конца, различения смыслов и качеств, связей, причин и следствий. Просветлённое созерцание есть духовный акт и явление Царства Божьего, созерцание глубже в человеке, поскольку связано с общением. Созерцание может быть спасительно как бы само по себе, а всякая деятельность условна: она имеет своё начало и своё завершение в созерцании. Но настоящее созерцание не может не приводить к деятельности, к созиданию жизни, хотя мера этой деятельности определяется Божьим даром.

Память, сознание, мышление и эмоции