Антропология революции

В России XVIII века государство и церковь, как я уже говорил, пытаются взять спасение под свой контроль, но им это не удается. Неинституциональные способы спасения остаются для большинства православных более привлекательными, чем институциональные, контролируемые государством. Спасение могло быть достигнуто с помощью «святых людей», чудотворных икон, святых колодцев и т. д. В XVIII веке предпринимались попытки осудить это «незаконное» спасение и исключить его из числа допустимых инструментов православного благочестия. Чрезвычайно показательно, что эти усилия не принесли результатов. Для большинства населения малоизвестная чудотворная икона или подозрительный юродивый оставались куда более действенными и надежными способами избежать вечных мук, чем признание в не вполне понимаемых прегрешениях, произнесенное перед приходским священником, и отпустительная формула, связанная с еще менее понятной «властью ключей». В этих условиях церковная власть была вынуждена идти на компромиссы и признавать то, что при Петре I или Екатерине II считалось бы «суеверием». В условиях распадающихся традиций «непросвещенное» благочестие было лучше, чем отчуждение от церкви, и в силу этого духовенство если и не поощряло «суеверные» практики, то относилось к ним с терпимостью. В подобных обстоятельствах народная религиозность оставалась — и в императорский период, и, с теми или иными оговорками, вплоть до сегодняшнего дня — традиционной и, по существу, нереформированной. Это имело многочисленные последствия и для религиозной жизни русского общества, и для моделей его культурного поведения.

Другой и никак не менее важный момент состоит в том, что власть берет религиозное дисциплинирование в свои руки. Это немедленно превращает данный процесс в один из феноменов чистого принуждения, которое вызывает в обществе отторжение и протест. Нельзя сказать, что момент государственного принуждения полностью отсутствовал в религиозном дисциплинировании, например, в католической Германии времен Контрреформации (Myers 1996, 116–123). С самого начала, однако, это принудительное дисциплинирование сочеталось там с духовной реформой, выдвигавшей на первый план индивидуальную религиозную чувствительность, которая и легла в основу нового католического благочестия. Петр ни к какому обновленному благочестию не стремился. Вообще, для русских властей дисциплина была несравненно важнее каких-либо религиозных ценностей. Поэтому реакция населения состояла в основном в изыскивании способов избежать государственного контроля и скрыться от принудительного надзора. В своей дисциплинирующей деятельности власть не искала и не находила никаких добровольных сотрудников. Вместо воспитания сознательных подданных и консолидации общества политика дисциплинирования лишь усиливала отчуждение населения от власти. Отказ от этой политики, однако, освобождал не самодеятельное общество, а разобщенные социальные группы, не связанные общими ценностями.

Имея в виду эту перспективу, не будет слишком большой натяжкой сказать, что государственная апроприация религиозного дисциплинирования, произведенная Петром I, обернулась в конечном итоге революцией 1917 года. Преданных идее регулярного государства подданных оказалось ничтожно мало, а находить иных добровольных сторонников верховная власть не умела. Катастрофа 1917 года лишь укрепила механизм русского исторического развития: власти предержащие не хотят сотрудничать ни с какими другими автономными социальными силами и не обладают необходимыми для этого институтами. Отсутствие социальной дисциплины делает принуждение и насилие излюбленными средствами контроля, и власть, пользующаяся этими средствами, толкает управляемое его население ко все большему отчуждению и потере навыков социального саморегулирования[534].

Литература

Аничков 1914 — Аничков Е. В. Язычество и Древняя Русь. СПб., 1914 [Записки историко-филологического факультета Имп. Санкт-Петербургского университета. Ч. 117].

Веселовский 1876— Веселовский А. Н. Опыты из истории развития христианской легенды. IV. Сказание о 12-ти пятницах // Журнал Министерства народного просвещения. 1876. Июнь. С. 326–367.

Виноградов 1994 — Виноградов В. В. История слов: около 1500 слов и выражений и более 5000 слов, с ними связанных. М.: Толк, 1994.

Гавриил Бужинский 1723 — [Гавриил Бужинский.] Последование о исповедании. М.: Московская типография, 1723.

Гальковский 2000 — Гальковский Н. М. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси. Т. 1, 2. М.: Индрик, 2000 (репринтное изд.).

Голубинский 1903 — Голубинский Е. История канонизации святых в русской церкви. 2-е изд., испр. и доп. М.: Университетская типография, 1903.