Антропоцид

Давай, давай!

Дверь душевой открывается, из-за неё раздаются весёлые голоса.

Копирование завершается, я быстро кидаю флешку обратно в карман и закрываю шкафчик. Двое молодых парней заходят в душевую и негромко о чём-то общаются, хитро переглядываясь.

А я быстро вытираюсь, одеваюсь и ухожу. Первый шаг сделан. Я уже переступил черту, и назад дороги нет.

#006 // Друзья и враги // Константин

Никогда не забуду этот стерильный свет больничных ламп. Белый свет, белые стены, белое постельное бельё — тут всё было белым и ослепительно ярким, будто в глаза залили антисептик. Палата даже ничем не пахла. Казалось, что отсюда удалили всё: запахи, цвета. В этой палате даже эмоции притуплялись.

Белая столовая Афродиты-1 напоминает мне её. Потому я и не могу долго там находиться. Начинаются панические атаки.

Соня, вся тощая, лысая и обессиленная, лежала в кровати. В её усталых глазах читалась мольба о смерти. Ей хотелось, чтобы всё это уже поскорее закончилось, я точно это понимал. Вот только я, в отличие от неё, не был готов к смирению и молился, чтобы она прожила хотя бы ещё один день. Пусть я и агностик, но когда видел её такой, становился самым верующим человеком в Солнечной системе.

А ведь я до сих пор помню Соню молодой и полной сил. Красивой, фигуристой, с пышными волосами и огоньком в глазах. Именно такой она мне снится. Именно такой её воссоздал Вадим.

А наблюдать её в том состоянии, в котором она прожила свои последние дни, было невыносимо больно.

Я, конечно, был готов к тому, что однажды она увянет на моих глазах. Но в том увядании, на которое я рассчитывал, было бы какое-то своё изящество. Время забирает у нас молодость, заставляет со временем слабеть. Но даёт и кое-что взамен: у каждого возраста есть своё очарование. Она стала бы мудрой бабушкой, которая учит внуков уму-разуму.

И этот путь мы прошли бы вместе.

Но вместо этого я стоял и смотрел, как моя молодая жена стремительно сгорает, будто спичка. Она стала яркой, но недолгой вспышкой.

— Сонь, всё будет хорошо, — сказал я, держа её за руку.

Врач уже дал неутешительный прогноз, и я, честно, не знаю, к чему была эта ложь. Она ведь тоже понимала, чем и как скоро всё закончится.

— Вадик… — прошептала Соня.

— Да, мам, — ответил Вадим, потупившись в пол.

Он вообще старался на неё не смотреть.

— Вадик, подойди.

Даже голос Сони звучал таким… умирающим. Из него ушли все краски, все интонации, кроме одной.

Вадим не двинулся с места. Даже взгляд не поднял. Угрюмо уткнулся в пол и так и стоял, молча.

— Мам… — Вадим сглотнул. — Прости. Я…

И вдруг он просто выбежал из палаты. Я растеряно посмотрел на Соню и крепче сжал её руку.

— Прости его. Он слишком мал, чтобы…

— Всё хорошо, Костик, — Соня улыбнулась, и это была вымученная улыбка. — Вадик — хороший мальчик. Я понимаю, что это нелегко вынести.

Меня взяла такая злость на сына! Это Соня страдала и умирала, а он строил из себя главную жертву. Она нуждалась в его поддержке. Да и какой там «слишком мал»? Здоровый лоб!

Это всё её опека. Вырастила слабака, распускающего сопли вместо того, чтобы собраться и поддержать мать.

«Ну ничего, — решил я. — Сейчас я приведу его в чувство».

У меня даже кулаки сжались.

— Подожди минуту. Я верну его.

— Костя, не надо.

— Нет, подожди.

Я вышел из палаты. Вадим сидел в холле на стульчике вместе с больными и смотрел какое-то музыкальное шоу по старому 2D-телевизору, который висел под самым потолком.

И тут я почувствовал бессилие. Раньше я всыпал бы сыну по самое не хочу. Но злость отступила. Ей на смену пришло тихое отчаяние. И я разжал кулаки.

— Вадя, — обратился я, но он не реагировал. — Вадь.

— Что, пап? — всё-таки ответил он мне.

Он смотрел шоу, но его взгляд был пустым. Будто он смотрел сквозь телевизор, потолок и атмосферу Земли. Куда-то туда, в космос.

— Твоя мама умирает. Ты поступаешь неправильно.

Некоторое время Вадим не отвечал. Потом он наконец сказал:

— Я не хочу на это смотреть, пап.

— Вадим, ты ей нужен.

— А она нужна мне. Но она уходит.

Вот и что я мог сделать? Я даже отвечать ничего не стал. Просто махнул рукой и вернулся к жене. Сейчас-то я осознаю, что поступал неправильно. Надо было поговорить с сыном, попытаться понять его чувства. В конце концов, он испытывал примерно то же самое, что и я.

Но что сделано, то сделано.

Соня умерла, а Вадим так больше ни разу и не заходил в её палату. Он даже на её похороны не поехал! Я пытался утащить его силой, но всё переросло в скандал. Я пытался говорить с ним о Соне, но он либо отмалчивался, либо кричал на меня.

Он был уже достаточно взрослым, но вёл себя как ребёнок. И именно за это всё я не могу его простить до сих пор.

Видимо, убегать от реальности — это наша общая семейная черта. Только вот у Вадима она проявилась в слишком неподходящий момент.

Я смотрю в пустые глаза Сони.

— Ни на похороны, ни на прощание, — говорю я. — Он как будто забыл о тебе. Когда я позвал его навестить тебя на годовщину, разразился такой скандал, что он даже сбежал из дома. Я пытался, Сонь. Я, честно, пытался.