Так и для пилотов «Аэропосталь Аргентина», тех, что из Тулузы, никогда не возникал вопрос выбора дней, когда можно или нельзя лететь. Почту следовало доставлять независимо от того, какая ожидалась погода, и это в Патагонии, где – no hay otro – другого не дано… И предстояло все преодолеть и одержать победу, как всегда. О том, чтобы пойти на попятную, вопрос не стоял. Поэтому Луро Камбасерес вылетел в Сан-Юлиан с одной катушкой зажигания и с одним двигателем, который едва-едва делал 100 оборотов в минуту. Они приземлились в Рио-Гальегос в 5.30 пополудни, и первое, что сделал Камбасерес, – послал телеграмму в Буэнос-Айрес, в центральный офис, с заверениями о возможности начать перевозку почты, как и намечалось, 2 апреля. Не было ни слова о выходе из строя катушки зажигания, что могло бы пробудить скептицизм у местных жителей, ни намека на происшествие, что породило бы надежды у Томаса и других многочисленных противников нового клуба «Аэропостали».
На следующий день они возвратились в Комодоро-Ривадавия, пользуясь попутным южным ветром. В Буэнос-Айресе Луро Камбасерес представил Альмонасиду и Сент-Экзюпери детальный отчет о полете. При упоминании о дефектной катушке зажигания Сент-Экзюпери был ошеломлен.
– Вы должны были вернуться. Вы рисковали попасть в аварию!
Альмонасид мельком взглянул на него и спросил:
– А что бы сделали вы?
Брови Сент-Экзюпери внезапно поднялись, и устремленный вдаль задумчивый взгляд озарил лицо.
– То же самое, – прозвучало в ответ.
2 апреля, точно как планировали, первый почтовый самолет патагонийского направления вылетел из Буэнос-Айреса, открыв еженедельное обслуживание почты. Сам Марсель Буйю-Лафон вылетел на юг в Рио-Гальегос на «Лате-25», пилотируемым Сент-Экзюпери и Элисе Негрэном, полномочным инспектором «Аэропостали». В городе начался праздник, а накануне первого рейса недавно оборудованное летное поле стало местом празднования еще 1 апреля, с изобилием шампанского и головокружительного числа проявлений баптизма в воздухе.
Еженедельная доставка почты месяц за месяцем доказывала трудный характер предприятия, которое теперь могло по праву называться самой южной авиалинией в мире. Чтобы предохранить радиаторы от размораживания во время жестоких зимних месяцев, следовало добавлять 25 процентов спирта и столько же глицерина. Годы спустя Сент-Экзюпери развлекал своих друзей яркими воспоминаниями зимы в Патагонии: о том, как индейцы она, одетые, как эскимосы, только в шкуры животных (в этом случае гуанако), носят мех или кожу в зависимости от сезона и направления ветра… О том, как овца на Огненной Земле спит, расположившись на ночлег, в снегу настолько глубоко, что все, что можно разглядеть, – это облачка пара, поднимающиеся вверх в морозном воздухе.
Другая из его историй, сопровождаемая легким подхихикиванием, была о приказе, однажды им подписанном: «Пилотам запрещаются приземления в Комодоро, когда скорость ветра превышает 150 километров час». Ветер даже больше, чем холод, оставался наиболее серьезным противником в той «земле летающих камней», где порыв ветра мог легко сбить человека, если он не зацепился за что-нибудь руками. Специальные приемы были разработаны для въезда самолетов в ангары и выезда из них. Двухколесную тележку подводили под хвост самолета, в то время как двадцать или тридцать солдат поднимали и тянули веревки и крюки. Часто в течение целого часа, иногда даже двух, закатывали приземлившийся самолет в ангар. Люди, тянущие веревки и упирающиеся ногами в мерзлую землю, походили на легендарных волжских бурлаков. Иногда они были вынуждены тянуть галсами, ловя ветер, лавировать, подобно парусной шлюпке, наваливаясь на крылья, предохранять самолет от порыва ветра, способного унести его. Когда задувал жестокий западный ветер, самолет нужно было выводить из ангара с работающим двигателем, остерегаясь, чтобы его не сдуло с поля, как бабочку. Направляясь против ветра, пилот средствами управления регулировал мощность двигателя, чтобы нейтрализовать силу бури, в то время как местная солдатня и аэродромная команда тянули самолет назад, к краю взлетной полосы, для разбега. Взлет, часто напоминавший почти вертикальный подъем из-за свирепствующего ветра, поднимавшего стонущую машину от земли, обрывая крепежные крючья и канаты, происходил прежде, чем пилот мог подать сигнал, чтобы его отпускали.