Антуан де Сент-Экзюпери. Небесная птица с земной судьбой

А через несколько дней после первого вето Моруа (вспомним, как обстояло дело с Сент-Экзюпери и Де Голлем) наткнулся на второе, более значимое. 30 октября Де Голль предполагал выступить с речью на Всеалжирском форуме в честь празднования шестидесятой годовщины основания Французского содружества. При подготовке текста он попросил одного из своих помощников написать абзац, посвященный ведущим французским авторам, которые помогли спасти дух Франции, предпочтя изгнание позору Виши. Список, в варианте помощника, включал имена Андре Моруа и Антуана де Сент-Экзюпери. Но когда генерал уже на трибуне дошел до слов о тех, кто «как только избежал тирании, принял участие со всем присущим им благородством и, я мог бы добавить, независимостью в больших духовных и моральных сражениях этой войны», он стал сыпать именами Филиппа Барре, Анри Бернштайна, Эва Кюри, Дюкатийона, а к числу «величайших авторов» он отнес (!) Андре Жида, Жозефа Кесселя, Маритена и Жюля Ромена. Ни слова о Моруа, ни строчки о Сент-Эксе или о Сент-Джоне Персе. Горькая Полынь взял свою ручку, обмакнул ее в помойное ведро своей галльской злобы и вычеркнул все три имени еретиков. Помощник был вне себя, как и Леон Ванселиус, который сразу понял, слушая речь, что, если образцовый французский писатель Филипп Барре возглавляет этот удивительный список, то лишь из-за своего дара литературного предвидения, проявившегося в написании панегирика в честь Де Голля.

Жозеф Кессель, тайно бежавший из Франции в Лондон и теперь добравшийся до Алжира, в свою очередь добавил тревоги Сент-Экзюпери, объявив, что во Франции после освобождения кровопролитие не только неизбежно, но и необходимо. Тому немало исторических примеров: сначала религиозные войны, а после них требовался Генрих IV, чтобы зализывать раны.

«В следующем году, – как Сент-Экс написал Анри Конту, – достанется работы расстрельным командам, и это будет довольно грустно. Что принесет этот урожай?.. Независимо от того, насколько гениален генерал Де Голль (а я имею некоторую веру в его политический гений), ему придется однажды усмирять страсти, которые сам он и пробудил. Он будет должен создать какую-то почву. Я знаю, что он это и сам чувствует. Но, правда, не из числа царства чувств, а из области царства Духа».

Не самым последним основанием этой редкой нетерпимости по отношению к человеку (для Сент-Экзюпери, во всяком случае, это и впрямь чрезвычайный случай) послужил недостаток идеологической базы: движение Шарля Де Голля являлось, как любил выражаться писатель, «фашизмом без доктрины». «Ислам, – писал он Анри Конту, – обезглавливает, опираясь на Коран, французская революция вела на гильотину, опираясь на Дидро, Россия расстреливала, опираясь на Маркса, христианство позволяет себя обезглавливать (что то же самое) по святому Павлу. Пробужденные чувства, которые развязывают эту резню, – не больше чем средство достижения цели в распоряжении Духа. Позволит ли чувство, впервые в истории человечества, теперь использовать расстрельные команды бесцельно, в конце концов, против самих себя же? Страсть, по мне, – слепой монстр. Даже когда она благородна. Даже когда чиста».

* * *

За время длительного, около месяца, пребывания Сент-Экса в Касабланке ожесточенная борьба между жиронистами и голлистами распространилась на французские секретные службы, представленные, с одной стороны, армейским Управлением служб информации и военной безопасности и, с другой стороны, Центральным бюро информации и действия, созданным Де Голлем в Лондоне и доверенным нервному и честолюбивому бывшему этнологу по имени Жак Сустель. Посланный, чтобы изучить наносящую вред вражду между двумя конкурирующими спецслужбами, генерал Уильям Донован, глава Управления стратегических служб, потерял драгоценное время, примиряя военных профессионалов из второго бюро французской армии с любителями «плаща и кинжала» Жака Сустеля. Но дерзкая попытка Донована оказать давление на французский Комитет национального освобождения, чтобы тот последовал его рекомендациям, очевидно, имел эффект бумеранга, и голлисты получили «ниспосланную с небес» возможность клеветать на своих противников, вешая на них ярлык «инструментария иностранного вмешательства».