Антымавле - торговый человек

Отдыхает, сил набирается. Лахтаку не время осенью на льду лежать, да необходимость заставила. Морозом шерсть прихватило, шкура покрылась тонким ледком. Опять плохо, холодно. Ползет лахтак по льду, уткнувшись головой в лед, словно буравит его, а как подходит время подышать — подымает голову, будто из воды выныривает. Ползет лахтак, трещину упорно ищет, но все плотно забито льдом. Пытался сквозь шугу снова в воду уйти, но разве разгребешь короткими ластами смерзшийся лед. Все ласты разодрал до крови, когти сорвал, шкуру крепкую об лед изранил. Слабеть стал.

Еле ползет лахтак, упорно к воде ползет…

Стих шторм. Лед накрепко сковало, лишь прогибается на пологих волнах плавно. Вышли охотники в море. Тынеет еще издалека увидел в бинокль лахтака.

— Наргынтэтлян. Без крова оставшийся, — вслух сказал он и направился к нему.

Шторм не прошел бесследно. То тут, то там виднелись на льду замерзшие туши нерп, лахтаков, и даже один молодой морж погиб.

Подошел Тынеет к лахтаку. Тот словно не замечает человека, ползет к кромке, воду чует. Жалко стало лахтака Тынеету. «Пусть живет. Сильный шторм переборол», — решил он.

Долго смотрел вслед лахтаку Тынеет. И вдруг природа словно сжалилась над ним, сделала узкую трещинку. Лахтак, не останавливаясь, скользнул в воду и, как бы прощаясь, медленно взмахнул задними ластами.

Чевальгин

Богато Чукотское море птицами. И каждая живет по-своему. Почти все осенью улетают в теплые края, а весной, когда еще у берега стоит лед, возвращаются обратно, оглашая прибрежные скалы радостными криками.

Но однажды мне удалось встретить интересную птицу, и не летом, а зимой, когда море было сплошь закрыто льдами. Чукчи называют ее чевальгин — полярный чистик.

Стояли сильные морозы. Ветра не было. Над разводьями поднимался густой пар.

Я сидел у кромки и терпеливо караулил нерпу, щелкая зубами от холода.

Вдруг совсем рядом раздался писк:

— Пи-ии-пиить! Пи-пи-пиить!

«Что же это может быть?» — подумал я и вдруг увидел недалеко в разводье маленькую серенькую птичку с острым клювиком, тонкой шейкой. Кончики крылышек у нее были черные. Птичка весело выплывала на середину разводья подергивая, как куличок, головкой.

Но вот, взмахнув крылышками, она скрылась в воде и вынырнула в противоположном конце разводья.

В клювике она что-то держала: то ли креветку, то ли рыбешку. И странно было видеть в безмолвной ледяной пустыне это веселое существо.

Вернувшись домой, я спросил у старого Рычыпа:

— Рычып, что это за птичка плавает в разводьях и не боится мороза?

— А-а, это чевальгин. Эплекке валин, без обуви живущая. Ты видел летом черную небольшую птичку с белыми пятнами по бокам, красным клювом и красными лапками? Это ее птенец. О них можно рассказать много интересного.

Птенцы чевальгина не улетают на юг. Первую зиму они проводят в море и только на второй год вместе со всеми трогаются в путь. Зимой птенцы плавают в разводьях и трещинах, питаются креветками и мелкими рачками. А когда нет разводий, трещин, держатся в лунках нерпы, пробивая тонкий ледок острым клювом. Нерпа птицу не обижает.

Чевальгин очень хорошо ныряет и долго может быть под водой. А ночует она подо льдом. Во льду, под водой есть хорошие воздушные убежища, особенно там, где много торосов. Птице в таком убежище не страшна ни пурга, ни мороз.

— А почему ты сказал, что она без обуви живет?

— Потому что у молодого чевальгина лапки серенькие, а у взрослого красные. Вот когда у нее покраснеют лапки, новую черную одежду наденет, вот тогда она и трогается в путь вместе со взрослыми. Потому-то и говорят у нас: «Чевальгин торбаса ждет».

Ворон и гага

В этом году зима на Чукотку пришла как-то необычно, Стоял конец октября, но льда в море еще не было. Лагуна покрылась было льдом, но неожиданно сорвавшийся южный ветер взломал его и наворотил на берегу лагуны груды льда. Южак быстро стих, его сменил резкий северный ветер со снегом.

Штормило. Море обрушивало свои громадные валы на низкую галечную косу, и казалось, вот-вот смоет приютившийся на ней небольшой поселок.

С севера вдоль берега тянулись стаи гаг — полярных уток, которые летели в более теплые места. Ветром птиц прижимало к берегу. Они невольно перелетали через узкую косу на лагуну, где было спокойнее, садились на воду, делали передышку и снова спешили дальше. Лагуна упиралась в горы, и стаи гаг сворачивали к морю, пролетали над поселком, ловко облетая провода и мачты антенн. Здесь их встречали целой канонадой выстрелов. Растерявшиеся утки рассыпались и с трудом поодиночке пробивались сквозь охотничью блокаду к бушующему морю. Сбитые выстрелами утки камнем падали на землю, раненые успевали свернуть, кое-как по ветру дотягивали до лагуны и садились на воду. Подранков с каждым днем становилось все больше. Они уплывали подальше от поселка к противоположному берегу, выбирались на гальку, обсушивались и снова спускались на воду, достойно перенося холодный ветер и снегопад.