Антымавле - торговый человек

— Счастье морское у тебя, — завидовали многие.

— Не счастье, а знать надо, — не скрывал своего секрета Элып и делился с каждым. — Думаете, под припаем нет нерпы. Есть. Ведь там, под водой, лед неровный, особенно где торосы. Нерпе не обязательна лунка, она подо льдом свой дом имеет. Когда выбираю место, то хожу ночью и слушаю. Долго слушаю. Нерпа тоже без шума плавать не может и всегда выдаст себя…

Но однажды Элыпу пришлось встретиться со зверем покрупнее нерпы, и тут он не растерялся.

Как всегда, рано утром, когда еще было сумрачно, Элып проверял в море сети. Они стояли подо льдом на поле ровного льда совсем рядом с торосами. Увлекшись, Элып не заметил, как на высокой глыбе льда неожиданно появилась громадная фигура белого медведя-умки. Умка, видимо, и сам не ожидал встретить в такой близости человека и навалился на него сверху.

Элып растерялся, оказавшись под медведем, но что-то оттолкнуло зверя от человека: возможно, запах табачного дыма (Элып был курящим) или еще что-либо другое. Но во всяком случае медведь зарычал и отскочил в сторону. Охотник тут же схватил винтовку и несколькими выстрелами убил медведя.

— На тебе, на тебе, не пугай человека, — приговаривал после каждого выстрела Элып, перепугавшись не на шутку.

— Тоже сетки проверять пришел, — шутил он дома, рассказывая про убитого медведя.

На следующий день Элып снова вышел в море. Страх прошлой встречи с медведем прошел. «Ведь не каждый же раз встречаются умки», — успокаивал он себя дорогой.

Дул жгучий морозный ветер, мела поземка. До места, где стояли сети, было недалеко. Но на этот раз он все же предварительно осмотрелся и вдруг опять вдалеке увидел медведя.

— Нэмэ, опять! — рассердился Элып.

Боясь, чтобы гость не пожаловал снова, а охотиться на белых медведей запрещено, Элып решил прибегнуть к маленькой хитрости. Он снял с себя камлейку, воткнул в снег охотничью палку с крючком на конце и надел на нее камлейку.

— Вот еще Элып. Теперь два Элыпа, — проговорил он.

Затем воткнул, в снег свой охотничий посох с колечком из китового уса, снял с себя широкий меховой капюшон и надел его на посох.

— Вот третий Элып. Три Элыпа, три человека. Умка увидит столько людей, испугается и убежит, — решил он и спокойно занялся проверкой сеток.

На снегу стояли два человеческих чучела. Ветер пошевеливал рукава камлейки, трепал полы, раздувал опушку и широкие завязки капюшона, а рядом копошился живой, настоящий человек.

Умка вышел из-за торосов, на этот раз с другой стороны, постоял на верхушке льдины, поводил черным носом по сторонам и нехотя направился в море, подальше от берега и странных существ.

С тех пор медведи больше не проверяли сеток Элыпа.

Оставшиеся без крова

Давно покинула мать лахтачонка, предоставив самому себе. Размером он был почти со взрослого лахтака, и лишь короткое тело да туповатая морда говорили, что он молодой. Лахтак старался держаться на мелководье, где было больше моллюсков и мелкой рыбешки. Всего удобнее было плавать у берега между льдин, где под ними в кутках всегда можно было найти пугливую стайку сайки. Схватит несколько рыбешек, проглотит их тут же и наверх — подышать воздухом. На воде еще держится не как взрослый лахтак, а по-нерпичьи: высунет голову, осмотрит все кругом большими круглыми, несколько выпуклыми глазами, надышится и опять в воду, в глубину.

Все было бы хорошо, но…

Была поздняя осень Лед у берега начал было смерзаться, но неожиданно сорвавшимся сильным ветром с моря его вздыбило и прижало к берегу. Крупные льдины ударялись друг о друга, дробились, крошились. Вся эта ледяная масса превращалась в кашу и с каждым часом становилась толще и все плотнее прижималась к берегу. А в море, за краем ледяной шуги, стали подыматься гигантские валы с большими белыми гребешками на вершинах. Сильные, резкие порывы ветра подхватывали пенящиеся гребни волн и несли миллиарды брызг, как будто ветер хотел поднять в воздух воды океана.

Все живое старалось скрыться от урагана в глубоких бухтах, за скалистыми мысами с подветренной стороны, некоторые искали себе убежища подо льдом или уходили подальше в море. Но в море могли бороться с волнами и ветром, сильные животные: киты, моржи, белухи, косатки, а мелкие ластоногие искали убежища у берега.

Лахтака вначале нисколько не обеспокоило, что льдины пришли в движение. Это даже помогало промышлять моллюсков. Коснется какая-нибудь льдина дна, пропашет его; всковырнет ил с водорослями — и, пожалуйста, хватай без труда длинных плоских червей. А они вкуснее сайки. Сначала это было забавно, но вскоре пришлось туго. Того и гляди, придавит какой-нибудь льдиной. Не до червей стало. До самого дна вдруг взбунтовалось море. Выныривать стало труднее. Кое-как пробился в последний раз лахтак через шугу, да так и остался на поверхности, где было все же спокойнее.