Антымавле - торговый человек

Идти стало тяжелее. Мешала винтовка, которую он теперь нес на груди, полоскалась на ветру камлейка. Иногда полы камлейки подымало ветром, и они запутывались в винтовке. Рилютегин шел вслепую, но ногами чувствовал тропку, проложенную им же в прошлый раз. Позади, по следу, извиваясь, волочился длинный ремень акына. Было уже недалеко, когда Рилютегин почувствовал, что кто-то легонько дернул его за ремень акына. Не успел он обернуться, как сильный рывок чуть не свалил его с ног…

Долго бродил умка по льду, но как назло ему ничего не попадалось. Пробовал поймать песца, но тот, ловко петляя в торосах, убегал от него. После этого его спутники-песцы стали держаться подальше. Их тоже мучил голод, и они страстно желали, чтобы медведю что-нибудь попалось. Тогда он станет добрее и песцам обязательно кое-что перепадет.

Было уже темно. Умка бесшумно, как тень, поднялся на торос и стал водить носом против ветра. Долго стоял умка, подняв голову и мотая ею из стороны в сторону. Вдруг голова застыла без движения, ноздри широко раздулись: он уловил запах свежей нерпичьей крови. Запах щекотал нос, возбуждал аппетит.

Умка спустился с тороса и осторожно, пошел против ветра на запах. Черный нос его уже не вертелся из стороны в сторону, он вел медведя к цели. Неожиданно путь преградило узкое разводье. Запах слышался с той стороны. Не хотелось купаться умке, обошел он разводье кругом и побрел у самой воды по другой стороне, стараясь снова уловить аппетитный запах. На этот раз он держал свой нос низко, почти касаясь снега. Вдруг нос уткнулся в свежий кровавый след, который черной полосой выходил из воды и вел в сторону от разводья.

(Это охотник вытаскивал нерп из воды.) Медведь с жадностью стал хватать куски снега с кровью, но это только раздразнило его, и он легко затрусил по следу. Вблизи разводья он обнаружил в рыхлом снегу три небольшие ямки. Здесь охотник закапывал нерп в снег, чтобы они не промерзли. Отсюда следы сходились и шли широкой полосой к берегу.

Задул ветер. Замела поземка, занося следы. Умка, хватая на ходу кровавые куски снега, легко и бесшумно пошел по следу. След оборвался у широкой полосы воды. Умка бросился в воду и поплыл. Но на припае следов не оказалось: ветром отнесло лед. Инстинктивно умка двинулся против течения по краю припая. Вот и след. Медведь направился в сторону берега. Ветер дул сбоку. Нос умки больше не отрывался от снега. След петлял среди торосов, изредка пробегал по ровным полям льда. Теперь уже умку ничто не могло сбить со следа. Он все быстрее и быстрее бесшумно мчался вперед. Вдруг он услышал впереди постукивание, скрип снега. Умка насторожился и пошел крадучись. Неожиданно нос коснулся незнакомого длинного предмета, в котором вместе с необычными, неприятными запахами чувствовался слабый запах лахтака. Умка придавил его передней лапой и, тут же схватил зубами, пытаясь разорвать ремень в клочья. В темноте послышался шум. Умка, едва касаясь лапами торосов, ринулся вперед. Он увидел темный контур человека, еще ниже опустил голову и приготовился к прыжку… Вдруг что-то яркое ослепило глаза, больно обожгло шею и грудь, и он повалился на бок…

Рилютегин вовремя успел отскочить в сторону.

Казалось бы, зачем пастуху-чукче волочить за собой аркан-чаут. Ведь удобнее держать его всегда наготове смотанным, чтобы можно было в любую минуту метнуть его в оленя. Нет, пусть лучше на всякий случай чаут охраняет его…

Секрет удачи

Тынетегин полз, подкрадываясь к нерпе. Тонкий лед, покрывавший небольшую лужу, под ним проломился с треском, и локти оказались в воде.

— Ок, како! — выругался молодой охотник. — Опять неудача!

Треск ломающегося льда спугнул нерпу. Мелькнув задними ластами, она бултыхнулась в лунку.

Холодная вода забралась в рукава, кухлянка на животе стала мокрой. Тынетегин встал.

Оказывается, не так просто убить нерпу на льду. Сколько ни пытался Тынетегин подкрасться к греющимся на солнце нерпам, ничего не выходило. Спугивал нерпу то треск льда, то шорох, а иногда и неловко шевельнувшаяся фигура самого охотника. Расстроенный и промокший, уселся Тынетегин на торосе у кромки припая. Была весна. С гор хлынули потоки воды. На прибрежном морском льду образовались многочисленные мелководные озера. Пресная вода промывала лед и сходила в море. Хрупкий припай пестрел протаявшими черными пятнами. От кромки понемногу отрывались большие льдины. Их уносило в море. Было жарко. Яркое солнце слепило глаза, нагревало меховую одежду, которая быстро просыхала.

Над морем, залетая на припай, плавно парили белоснежные чайки. Они казались особенно белыми, чистыми, как будто где-то там, в теплых странах, специально обмылись перед возвращением на родину. На освободившихся от снега скалах копошились первые кайры и полярные чистики, устраивая свои гнезда. Порою они отвесно срывались вниз, над самым льдом выравнивались и, посвистывая крылышками, летели в море на кормежку. На скалах и плавучих льдинах дудели долговязые, длинношеие бакланы. У самой кромки извивающейся цепочкой тянулись на север стаи нарядных гаг.