Антымавле - торговый человек

— Мы понимаем, что Советская власть много думает о нас, и мы видим это, — не вставая с места, заговорил глуховатым голосом Гывагыргин. — Я, как председатель нацсовета, все время говорю: «Давайте жить вместе!» — но люди не хотят, говорят, так труднее будет. У нас нет моржового лежбища, китов бить мы не умеем, и каждый думает, что одному легче прожить. Поэтому не хотят люди идти в колхоз. Как быть?

— Вот две зимы тому назад один такой же, как ты, только у него две руки было, — встал с места молодой охотник Тымко, — много говорил. Сказал мне: «В кооперат надо, в артель». Я ответил: «Подумаю». Он не дал подумать, в полог забрался, говорит: «Сколько у тебя манет — денег?» Я не могу неправду сказать, показываю, сколько у меня есть. Он выбрал самые длинные бумажки и говорит: «Вот это пай, а это тебе — ты теперь кооперат, артель». Я не хотел в артель, он все равно заставил. А люди, которое из РИКа, говорили нам, что в артель вступают те, кто захочет. И теперь я не знаю, кто я: кооперат или артель…

Глебов задумался. Он где-то встречал фамилию Тымко, она хорошо запомнилась.

— У меня три короткошерстных шкуры было, — раздался визгливый голос Сапыра. — Штаны худые, смотри, хотел шить. Он забрал, говорит: «Артелью зато будешь». А зачем мне артель, если штанов нет. Где я теперь достану шкуры? Где?!. — Действительно, штаны у Сапыра доживали последние дни, шерсть на коленях и в местах изгиба протерлась, сквозь дыры поблескивала и лоснилась голая кожа. Я кемэны — деревянный поднос сделал чаучу, хороший кемэны. Он в подарок мне дал эти шкуры — вертелся перед Глебовым Сапыр, брызгая слюной.

«У него даже нижних меховых штанов нет», — подумал Глебов и вдруг вспомнил.

Глебов еще в Увэлене решил по всем пунктам разобраться с паевыми взносами, с работой вновь созданных промысловых артелей. Да и Бондаренко напомнил об этом перед отъездом. В бухгалтерии райинтегралсоюза числилось двадцать тысяч рублей паевых взносов, неизвестно кому принадлежащих. Весь архив куда-то исчез. Когда он перешел в квартиру работника, уехавшего в этом году на Большую землю, то обнаружил, что вся комната оклеена накладными, ведомостями и квитанциями паевых взносов. Рядом с кроватью как раз и была наклеена квитанция с фамилией Тымко. На лбу у Глебова собрались складки, заскрипели зубы.

А люди, заметив, что их слова действуют на Глебова, еще больше разоткровенничались и наносили удар за ударом, вспоминая все обиды и несправедливости.

— Наверно, правильно говорили на большом собрании знающих, что русилит забирают себе паевые взносы? — осмелел Тымко. — Хорошо, Антымавле всех знает, все помнит, а то совсем, бы плохо нам было…

— Говорят, целые дороги железные есть, а у нас даже полозья у нарты подбить нечем, — вспомнили снова о нехватках.

— У русилит язык не там, где надо, — со злостью сказал грузный Пильгыкау, — болтают много, — а дела нет. Вот такой же, как ты, хорошо говорил, правильно говорил. Винчестеры обещал. Лето прошло, зима прошла, опять лето прошло, снова зима, а винчестеров нет…

— У русских-то язык на месте, а вот где он у тебя, я не знаю, — не сдержался Глебов. — Видимо, голова твоя думает одно, а язык говорит другое.

— Китакун! — оскорбился Пильгыкау, резко встал и, расталкивая людей, двинулся к Глебову. Тот невольно расставил пошире ноги и сжал кулак, прижав культю правой руки к груди.

Антымавле, до этого сидевший спокойно, встал во весь рост перед Пильгыкау. Гывагыргин не выдержал:

— Хватит вам! Дракой мы ничего не решим. — И резко дернул Пильгыкау за полу кухлянки. Тот потеряв в тесноте опору и повалился на людей. Раздался дружный смех, и обстановка сразу разрядилась. Лишь Пильгыкау долго не мог еще успокоиться и бурчал себе под нос: «Все они болтливые…»

— Он как спичка — милгымил, чуть заденешь — сразу загорится. Сейчас успокоится, — объяснил Глебову Гывагыргин.

— Ты зря вспомнил большое собрание знающих, — повернулся к Тымко Антымавле. — То, что там говорили, — ложь. Анкатагин видел: на яранге самолет из фанеры сделан. В него дробовик с обрезанным стволом вставлен… Америкалинами пугал, чтобы мы с русскими в ссоре были.

— Кыке! — впервые охнули женщины.

— А в колхозах люди лучше живут, я сам видел. У них вельботы есть. Нам тоже в колхоз всем надо, легче будет…

Люди внимательно слушали взволнованную речь Антымавле. К его мнению прислушивались, его уважали.

— Я не могу вам много обещать сейчас, но одно скажу твердо: человек, который проводил у вас кооперирование, не советский человек, и мы, большевики, его накажем и найдем даже там, на большой земле, — заверил людей Глебов. — А самое главное — давайте решать сейчас: как же нам быть дальше, что мы сделаем общим, артельным?

Люди насторожились, притихли.

— А что надо делать общим? — робко спросил кто-то.

— Общим должны быть вельботы, байдары, моторы, олени, если они у кого есть, — перечислял Глебов, — склады для хранения артельного имущества, вещей, мастерские…