Заброшенный дом, наполненный запахами птичьего помета, плесени, мокрой глины и чего-то еще.
— Дальше этого места сигаретные окурки не валяются, — отметил капитан, — еще дюжина лежит здесь, около двери. О, что за черт?!
Я повернулся и увидел, как он пытается отряхнуть от чего-то подошву своего ботинка. Пока я озирался, он отшвырнул это ногой. Я был не в состоянии избавиться от ощущения, что это зловещий дом.
Деревья, темнота, тошнотворный запах разложения. И затем я услышал это. Первый звук, слабый и жалкий, как стон раненого животного…
— Идите сюда! — позвал капитан, указывая на то, что когда-то было лестницей.
Я добрался туда первым.
— О господи боже мой!
Кто-то пошевелился возле меня, и я вытянул руку, чтобы помешать этому человеку пройти:
— Стойте! Не подходите!
Это была Ануш, она стояла рядом, глаза ее расширились, а лицо в зеленоватом полумраке было бледным, как у призрака.
Хават лежала на спине, нижняя часть ее тела и грудь были полностью обнажены. Ноги были разведены, одна нога была согнута под неестественным углом.
Одежда под бедрами была пропитана кровью, лужицы жидкости светлого цвета застыли у нее на животе, бедрах и груди. Руки были связаны за спиной одним шнурком из ее ботинка, а другой ботинок все еще был на ноге. Эти ботинки сегодня утром крепко зашнуровала ее сестра.
Внезапно дом наполнился ужасным шумом.
Глаза Хават широко распахнулись, и из ее рта вырвались вселяющие страх звуки.
Она дернулась, но сдвинуться с места не могла. Ее нога билась о скрипучий пол, похожий на бульканье крик рвался из груди.
Хусик стоял, уставившись на нее, но она с ужасом смотрела на капитана.
— Выйдите! — гаркнул я. — Ваша форма пугает ее! Выйдите, капитан!
Но капитан стоял, будто пригвожденный, и не мог отвести взгляда от девочки. Он смотрел на ее лицо, на подбородок, залитый темной, черной кровью.
— Да будет милосерден Аллах! — прошептал он. — Ее язык… они вырезали ей язык!
— Капитан, выйдите! Немедленно!
Он пересек комнату и подошел к окну. Опершись на толстую деревянную раму, он нагнулся, и его вырвало.
Ануш немного пришла в себя, стала на колени возле Хават и нежно поглаживала ее по растрепанным волосам.
Крики утихли и перешли в тихие рыдания, как только Хават узнала подругу.
Как можно осторожнее я попытался выпрямить поврежденную ногу, но девочка громко застонала от боли.
— Бедро вывихнуто, — сказал я.
Из кармана пальто я достал бутылочку с настойкой опия, которую всегда ношу с собой, и снял крышку.
— Это от боли, — сказал я Хават, — я налью немного тебе в рот. Настойка чуть горчит, но тебе станет легче.
Она скривилась, когда настойка достигла горла, а ее рука потянулась к Ануш. Через пару минут она затихла.
У задней стены лежала старая дверь, нам удалось положить Хават на нее. Ножом Хусик проделал отверстия в двери и продел в них веревку, чтобы мы с ним могли тащить дверь за собой, как санки.
Хават не произносила ни звука. Она не сводила глаз с Ануш, будто боясь, что ее ангел милосердия исчезнет.
Ануш
Вода сомкнулась над головой Ануш, когда она нырнула, преодолев полоску ила. В благословенной тишине она плыла в шелковой зеленой толще воды, пока ей не пришлось вынырнуть, чтобы глотнуть воздуха.
Она была одна в бухте, Джахан не смог вырваться, чтобы встретиться с ней. Несмотря на то что он просил ее никуда не ходить одной, Ануш отправилась к морю — она нуждалась в успокоении, которое оно давало ей.
Когда бы она ни проходила мимо леса, перед ее глазами возникала Хават, лежащая в грязи, и запах мучителей, исходящий от ее тела.
Случившееся напугало Ануш. Жестокость содеянного. Она закрыла глаза и снова нырнула.
Слухи о насилии, совершенном над Хават Таланян, быстро распространились. Кроме самой жертвы, больше всего эта трагедия затронула Саси. Подруга Ануш стала тенью самой себя, она страдала и молчала, как будто это она, а не Хават была обречена на безмолвие.
Она винила себя в произошедшем, и никто не мог убедить ее, что это не ее вина.
Мать Саси сохраняла самообладание. Госпожа Таланян наконец покинула свою спальню и выхаживала Хават, делая для нее все возможное. Она крепко держала дочь, когда доктор Стюарт вправлял бедро. Именно она заново учила ребенка ходить, кормила ее супами и бульонами, пока не спал отек с обрубка ее языка. Но никто, ни мать, ни сестра, и вообще ни одна живая душа не могли убедить Хават покинуть дом и уйти из-под защиты его старых облупленных стен.
Дневник доктора Чарльза Стюарта
Издевательства над Хават Таланян завладели умами всех жителей деревни. Люди все говорят и говорят, будто разговорами можно стереть произошедшее. Ради нашего общего блага мне хотелось бы, чтобы это было так просто.
Мне удалось вправить бедро Хават, и все повреждения на ее теле постепенно заживали. Но состояние ее психики ужасно. Она стала несдержанной и беспрестанно кричит, если ее оставляют одну. Я не посвящал Хетти в жуткие детали и заметил, что сам стал очень осмотрительным.
Рассказы Пола о списках смерти и погромах армян расстраивали жену.