Ануш. Обрученные судьбой

– Никаких повязок, вон!

Мне понадобилась пара секунд, чтобы понять: она дурачится!

– Мурзабей! Ты все еще не простила меня!

– Нет!

– Тогда прими мои извинения и мои поздравления с благоприятным итогом!

– Accepté[29].

Я собрался уходить, но Манон настояла на том, чтобы я выпил стакан виноградного сока. Она кивком указала на угол комнаты, отгороженный занавеской, за которой я обнаружил раковину, полки с посудой, маленький кухонный шкафчик и буфет. Взяв графин с соком, я наполнил два стакана и вернулся к Манон.

Некоторое время мы обсуждали ее коллекцию, особое внимание уделив ханджарам. Я сказал, что Мурзабей умер бы от зависти. При упоминании его имени лицо Манон помрачнело.

– Он убийца и вор! Его не следовало впускать в больницу!

– В больницу любой может прийти, – запротестовал я. – И к тому же я не хочу быть тем человеком, который ему откажет.

По тому, как Манон смотрела на меня, я понял: у нее что-то на уме. Она спросила, как я познакомился с Мурзабеем. Я ответил, что много лет назад я ампутировал ему руку после того, как ему отсекли пальцы. У меня тогда не было выбора, потому что двое его людей наставили на меня ружья, завязали мне глаза и отвели в лагерь Мурзабея, расположенный далеко в горах.

В те времена Мурзабей часто переезжал с места на место и никому не позволено было знать, где он прячется. К счастью для меня, мы оба живы и имеем возможность рассказывать эту легенду.

– Разве не странно то, что он пришел сюда, в больницу? – спросила Манон.

Я сказал, что это действительно несколько странно, но сейчас вообще странные времена и не следует заострять на этом внимание. Манон это не убедило. Она хотела знать, почему преступник беспрепятственно проник в больницу и разбил лагерь под носом у местных жандармов.

Прежде чем я смог ответить, раздался громкий стук в дверь и на пороге возник Пол Троубридж.

Он раскраснелся и был взъерошенным, будто скакал в деревню во всю прыть. Он не сел, не снял пальто и сразу сказал, что пришел сюда, разыскивая меня.

Ему нанес визит губернатор и попросил составить список всех армян, работающих в городской больнице, включая и медперсонал.

– Зачем? – поинтересовался я.

– Он не объяснил, но это не сулит ничего хорошего. Такие же списки были составлены в Орду и Сивасе.

– Никто не просил меня составить список, но я догадываюсь, зачем это делается. Твой персонал хотят мобилизовать, Пол.

Он посмотрел на меня так, будто я вообще не понимаю, о чем говорю. Все люди в этих списках, сказал он, армяне или греки. Мне это казалось вполне логичным, так как среди работников больницы их было большинство, но Пол сказал, что половина людей в этом списке – женщины.

– Идет война, – сказал я. – На фронте нужны медсестры. Уж точно не сам вали будет исполнять их обязанности!

– Армяне! – воскликнул Пол. – Они забирают только армян и освобождают из тюрем закоренелых преступников! Объясни мне это, Чарльз!

– Мурзабей – преступник! – вставила Манон.

При упоминании имени бандита Пол пришел в еще большее возбуждение. Он хотел знать, при чем здесь Мурзабей, и, прежде чем я смог ее остановить, Манон рассказала ему, что курд побывал в больнице.

– Чарльз, только год назад за голову Мурзабея была обещана награда в две сотни лир. Почему теперь его оставили в покое?

Я не мог ответить на этот вопрос и не хотел выслушивать в очередной раз рассуждения Пола о заговоре турок, поэтому решил вернуться к работе.

– Тебе следует предупредить свой персонал, – сказал Пол, когда я встал, собираясь уходить. – Ты должен их подготовить. Мне жаль, что ты подвернула ногу, Манон, но мне нужно возвращаться в Трапезунд.

Пол и я шли через двор к приемному покою, и у меня создалось впечатление, будто меня проверяли и я не прошел проверку. Пол забрался в седло, категорически отказавшись остаться и поужинать с нами. Я сказал, что могу поговорить с вали и узнать, что происходит, но, похоже, его это совсем не впечатлило.

– Не обижайся, Чарльз, но пойми: ты теряешь время! Передай привет Хетти.

Джахан

Лейтенант и капитан Орфалеа ехали верхом бок о бок, позволив лошадям самим выбирать путь и двигаться неторопливым аллюром вдоль побережья по направлению к Трапезунду. Выехав из тени, отбрасываемой деревьями, на солнечный свет, Джахан посмотрел вниз, на синее, ослепительно яркое море, созвучное его счастливому состоянию. Он вспоминал проведенные с Ануш вечера и прикидывал, когда они встретятся снова. Чуть придержав коня, он откинулся в седле, изучая линию горизонта.

– Все спокойно, лейтенант.

– Как и всегда.

– Вы бы предпочли, чтобы мы уехали с пехотой?

– Я предпочел бы сражаться с русскими. А заготовка провизии – это женская работа.

– Им – приказ исполнять, им лишь идти умирать[30].

Лейтенант непонимающе уставился на него.

– Лорд Альфред Теннисон. Англичанин, поэт, писавший о Крымской войне.

– Не умею читать, капитан. Так и не научился.

– Разве вы не ходили в школу?

– Ходил, но там было слишком много книг. Слишком много слов.

– Вам следовало там задержаться, лейтенант. Все должны уметь читать.