Ануш. Обрученные судьбой

Мужчина медленно жевал, глядя на жену. У него было то же выражение лица, какое напугало ее сегодня в спальне, а еще когда-то в стойле и в лесу.

– Послушай меня, у нас нет времени! Мне сказал… один солдат, что они будут выводить армян из деревни. Нам нужно уходить, Хусик, сейчас!

– Это был случайно не тот солдат, с которым ты блудила в разрушенной церкви? – Доски пола заскрипели, когда он откинулся на спинку стула. – Ты действительно думала, что я не знаю? О тебе и турке? Я все о тебе знаю, Ануш! – Он подцепил кусочек мяса ножом и протянул ей. – Нет? Не хочешь? А ведь вкусно! Сядь, ты что-то побледнела.

Ануш схватилась за спинку стоявшего поблизости стула.

– Я был там практически каждый раз, когда ты его имела. Я помню, какие звуки ты издавала. Только дурак мог взять в жены шлюху с чужим ребенком, но за такую глупость можно получить награду. И я получил ее, моя награда – это ты!

Хусик отодвинул свинину и вытер руки о штаны.

– Со мной ты ни разу не издавала таких звуков. Может, сейчас попробуем, а, как думаешь?

Он встал и подошел к жене.

– Что скажешь? Покричишь так для меня?

– Пожалуйста, Хусик! – взмолилась она, положив руку на грудь супруга. – Я догадываюсь, что ты думаешь обо мне, но…

Он засмеялся, а в дальней комнате захныкал ребенок.

– Мы должны уходить, Хусик, на это нет времени.

– А куда ты на самом деле собралась, Ануш? Решила сбежать со своим капитаном?

– Нет! Все совсем не так!

– Правда? А что это тогда на столе? И это? – Кончиком ножа он поддел мешочек с деньгами. – Что он сделал для тебя? Кроме того, что убежал, наградив тебя ребенком? Его никогда не было рядом. Он никогда не защищал тебя, как я.

Следы от синяков на ее шее, появившихся от рук Казбека, были еще заметны, и Хусик провел по ним пальцем.

– Я знаю, что пытался сделать мой отец. Он был опасным человеком, Ануш. Жадным. Он хотел, чтобы ты принадлежала ему. Я всегда это знал. Он убил мою мать, когда мне было семь лет. Избил ее так сильно, что я едва узнал ее. Ударил ее ножом в живот, чтобы она потеряла ребенка, и запер меня с ней в комнате, чтобы я не мог позвать на помощь. В той самой комнате, где ты умудрилась найти деньги. Я сидел в углу и смотрел, как моя мать умирает. Всем он сказал, что она истекла кровью, потеряв ребенка, но в ее смерти виновен он. Но я не мог позволить, чтобы он прикасался к тебе, Ануш!

– Нет! – выкрикнула она, пятясь.

– Ты должна быть благодарна мне за то, что я сделал с ним. Разве ты не мечтала сама так с ним поступить?

– Нет, Хусик, не со своим же собственным отцом…

– Он бил мою мать! – прорычал он, всадив нож в столешницу. – Он заслужил смерть! Он бы и тебя убил!

– Нет…

– Не отходи от меня. – Он схватил ее за руку и прижал к себе. – Ты моя, Ануш! Поняла?

Возле входной двери находился лаз в погреб, Хусик потянул за железное кольцо крышки, и она распахнулась.

– Нет, Хусик! Нет, пожалуйста, только не туда!

– Залезай! Там у тебя будет время подумать.

– Хусик, нет!

Он схватил жену, подтащил к люку и сбросил вниз. В погребе хранился картофель, падать было невысоко, но девушка все же ударилась ребрами обо что-то и скатилась на грязный пол. В люке виднелось лицо мужа.

– Почитай вслух стихи, Ануш. Поможет скоротать время.

Крышка погреба захлопнулась, все погрузилось в кромешную тьму. Здесь было грязно, воняло подгнившей картошкой. Девушку охватила паника. Она вскарабкалась на кучу картофеля, пытаясь дотянуться до крышки люка, через щели в которой едва пробивался свет. Но картофелины катались под ногами, и она не могла взобраться, то и дело беспомощно скатывалась вниз.

– Хусик! – Голос ее прозвучал не громче шепота – она дышала с трудом.

Ануш опустилась на колени и пыталась вдохнуть как можно глубже, но воздух был спертым, сердце бешено колотилось в груди.

Она задохнется! Запертая под землей, слыша, как ее ребенок плачет наверху. Лале! Она предстала перед глазами Ануш. В задней стене погреба имелось вентиляционное отверстие, выходившее под крыльцо. Она легла на живот и поползла к отверстию, прижалась к нему лицом и вдохнула свежего воздуха.

– Хусик! – закричала она. – Выпусти меня! Пожалуйста!

Сверху донесся приглушенный смех. С трудом отдышавшись, Ашун опять полезла на гору картошки и карабкалась, пока голова не оказалась прямо под крышкой люка. Встав на цыпочки, насколько это было возможно, она, вытянув руки, уперлась ими в крышку. Ануш начала ее толкать, крышка чуть поддалась, и в щель стал просачиваться свет, ослепляя девушку.

– Не смей! – вскричал Хусик и прыгнул на крышку; по рукам Ануш от удара прошла дрожь.

– Хусик, – она всхлипнула, – Лале нуждается во мне!

Ануш увидела, как мелькнула тень, потом услышала, что Хусик тащит стул. Крышка просела под его тяжестью, когда он уселся на стул.

– Нет места лучше, чем дом, Ануш.

На лицо девушки посыпалась труха – Хусик пел и отстукивал ритм ногой. Она зажала уши руками.

– Как ты там, Ануш? – спросил он через время. – Ты что-то замолчала. Мне всегда нравилась эта твоя немногословность.