– Дикари и детоубийцы! – Хетти села, ее горящий взгляд перебегал с одного предмета на другой. – Здесь одно лишь зло! Все коррумпированы! И эта проклятая еда отвратительна! – Она взмахнула рукой, и поднос с едой, стоящий на прикроватной тумбочке, полетел на пол.
– Хетти!
– Как же мне хочется оказаться в Спрингфилде! Как же мне хочется проснуться в моей старой спальне и услышать, как мама внизу играет на фортепьяно. – Она начала плакать. – Как бы мне хотелось, чтобы этого года не было в моей жизни и чтобы я проснулась однажды с Лотти на руках!
Я подошел, чтобы обнять жену. Мне никогда не хотелось чего-то так сильно, как дать ей сейчас то, о чем она просила, но жена оттолкнула меня, отвернулась и уставилась в стену.
Кровать была небольшой, но Хетти занимала очень мало места. Я потянулся, чтобы коснуться ее волос, они мягкой волной пробежали у меня между пальцами. Волосы молодой женщины. Ни одного седого волоска. Мне хотелось зарыться в них лицом, почувствовать крепкие объятия жены. Мне хотелось заняться с ней любовью так, как мы не занимались уже много лет. Но она отстранилась от меня, выставив свои плечи, как щит.
– Отец… – Роберт просунул голову в дверь. – Кто-то хочет поговорить с тобой.
Маленькая старуха стояла в дверном проеме, с головы до пят закутанная в черное традиционное платье и паранджу. Обеими руками она держала большую корзину с крышкой – такие использовали продавцы на рынке.
Она говорила на диалекте кочевников, и я мало что понял.
– Спасибо, сегодня мы не будем ничего покупать, – сказал я, закрывая дверь.
Но женщина и не думала уходить. Она протянула мне тяжелую корзину и вдруг быстро опустила ее и пыталась прикрыть своей юбкой – в коридоре неожиданно появилась домовладелица и начала прислушиваться к нашему разговору.
– Я сам здесь разберусь, – сказал я ей.
Женщина неохотно ушла, и я повернулся к посетительнице.
Дети столпились вокруг, с любопытством разглядывая старую женщину. Им мало что удалось разглядеть, были видны лишь голубые глаза и маленькие руки, все в морщинах. Она говорила слишком быстро, чтобы я мог уловить в ее речи больше одного-двух слов. Но она, то и дело оглядываясь, продолжала указывать на корзину.
– Я не понимаю, – сказал я. – Вы хотите, чтобы я что-то купил у вас?
– Может быть, ей нужен врач? – предположил Томас. – Доктор?
– Hayır![49] – ответила женщина, отрицательно качая головой.
– Тогда простите, но я ничем не могу вам помочь.
Я собирался закрыть дверь, но женщина вставила ботинок в дверной проем и пальцем указала на корзину, пробормотав что-то, чего опять никто из нас не понял.
– Почему она просто не покажет нам, что в корзине? – спросила Милли, потянувшись, чтобы поднять крышку, но женщина хлопнула ее по руке.
– Может быть, там змеи… – прошептала Элеанор.
– Не глупи! – сказал Роберт. – Не бывает женщин – заклинательниц змей.
Я уже начал подозревать, что она продает контрабандные товары и убеждена, что именно это нам и нужно.
– Я попрошу домовладелицу переводить, – предложил я.
– Hayır! Hayır! – Сунув корзину мне в руки, женщина развернулась на каблуках и была такова.
– Нет! – воскликнул я, когда дети захотели заглянуть внутрь. Домовладелица подглядывала за нами из кухни. – Пойдемте наверх.
Все гурьбой потопали по лестнице в спальню. Хетти сидела на кровати, ее глаза расширились от волнения.
– Не о чем беспокоиться, – сказал я. – Просто разносчик доставил товары.
Жена расслабилась, легла на кровать, но что-то в корзине привлекло ее внимание.
– Неси ее сюда! – велела она.
Я поместил корзину на покрывало около жены и снял крышку. Дети столпились вокруг, чтобы тоже увидеть, что внутри. Там лежал голый ребенок, девочка. Она спала, свернувшись клубочком.
Маленький, изнуренный и сильно пахнущий алкоголем ребенок попытался открыть глаза и закрыл их снова, тоненько, как котенок, попискивая.
Милли и Роберт от удивления раскрыли рты и потянулись к малышке, но Хетти шикнула на них и сама взяла ребенка на руки.
– Она практически ничего не весит.
Голова ребенка потянулась к груди Хетти. Все молчали.
– Здесь записка, – заметил Томас, доставая помятую бумагу со дна корзины.
– Прочти ее!
– Здесь просто написан адрес, – сказал он, всматриваясь в листок, – в Константинополе.
– Принеси мне таз и кувшин, – велела Хетти Элеанор и, когда дочь вернулась со всем необходимым, начала обмывать малышку.
– Смотрите! Это тюльпан! – вскрикнула Милли, ее палец коснулся родимого пятна в форме цветка, расположенного под левым соском. – Это ребенок Ануш!
Все смотрели на крошечное создание, лежащее на руках Хетти.
На улице воцарилась тишина, издалека доносился голос муэдзина, призывающего к молитве. В комнате под нами домовладелица перестала спорить со служанкой, и мы услышали мягкий стук разворачиваемого на каменном полу коврика для молитвы. Население Гюмюшхане склоняло головы и падало перед своим Богом.
– Аллах акбар!
Аллах велик, Аллах могуч.
– Милли, – сказала Хетти, – достань из сундука одежду Лотти.
Джахан
– В комнате неприятно пахнет, – сказала мать, отодвигая занавески и открывая ставни, чтобы впустить утренний свет.