Анж Питу

Когда люди услышали этот крик, сердца их смягчились, глаза наполнились слезами, руки раскрылись для объятий; не было больше противостоящих партий, не было больше враждующих сословий; парижане ощутили себя братьями, французы ощутили себя свободными.

Миллионы людей слились в порыве восторга.

Бийо и Питу вошли в крепость вместе с толпой; они искали не своей доли триумфа, но свободы заключенных.

Пересекая комендантский двор, они увидели человека в серой одежде: опираясь на трость с золотым набалдашником, с невозмутимым видом он взирал на все происходящее.

То был комендант. Он спокойно ждал либо своих друзей — они могли его спасти, либо своих врагов — они должны были с ним расправиться.

Узнав коменданта, Бийо вскрикнул и направился к нему.

Де Лонэ также узнал Бийо. Скрестив руки, он смотрел на него, как бы говоря: «Так, значит, это вы нанесете мне первый удар?».

Бийо подумал: «Если я заговорю с ним, его узнают, и тогда он погиб» — и остановился.

Как, однако, отыскать в этом хаосе доктора Жильбера? Как вырвать у Бастилии тайну, сокрытую в ее недрах?

Де Лонэ угадал его сомнения, оценил его героическую щепетильность.

— Что вам угодно? — спросил он вполголоса.

— Ничего, — отвечал Бийо, кивая в сторону ворот и указывая коменданту путь к спасению, — ничего. Я сам разыщу доктора Жильбера.

— Третья Бертодьера, — мягко, почти растроганно отвечал де Лонэ, не двигаясь с места.

Вдруг чей-то голос за спиной Бийо произнес:

— А, вот и комендант!

Голос этот был нечеловечески спокоен, и тем не менее чувствовалось, что каждое из произносимых им слов — острый нож, направленный в грудь де Лонэ.

Принадлежал этот голос Гоншону.

Услышав слова Гоншона, люди вздрогнули, словно до их слуха донесся набат, и, возбуждаясь от жажды мести, с горящими глазами, бросились на де Лонэ.

— Возьмите его под свою защиту, — попросил Бийо Юлена и Эли, — иначе ему конец.

— Помогите нам, — отвечали адъютанты Гоншона.

— Мне нужно идти, я должен спасти другого человека.

В тот же миг тысячи неистовых рук схватили, скрутили, поволокли де Лонэ.

Эли и Юлен бросились вдогонку, крича:

— Стойте! Мы обещали сохранить ему жизнь!

Ничего подобного никто не обещал, но эти благородные люди, не сговариваясь, прибегли к священной лжи.

Не прошло и секунды, как толпа потащила де Лонэ к выходу из крепости с криками: «В ратушу! В ратушу!». Эли и Юлен бежали следом.

Для многих де Лонэ, живая добыча, стоил добычи мертвой — взятой Бастилии.

Впрочем, и сама крепость — печальное и безмолвное здание, куда четыре столетия был закрыт доступ всем, кроме стражи, тюремщиков и мрачного коменданта, — представляла достойное внимания зрелище теперь, когда она сделалась добычей народа, расхаживавшего по ее внутренним дворам, бегавшего вверх и вниз по лестницам и, подобно шумному рою пчел, наполнявшего этот гранитный улей гулом и суетой.

Бийо проводил глазами де Лонэ, которого толпа не столько вела, сколько несла, так что он, казалось, плыл над людскими головами.

Мгновение спустя он уже исчез из виду. Бийо вздохнул, оглянулся, увидел Питу и с криком: «Третья Бертодьера!» — ринулся к одной из башен.

На пути ему попался трепещущий тюремщик.

— Где третья Бертодьера? — спросил Бийо.

— Вот здесь, сударь, но у меня нет ключей.

— Почему?

— У меня их отобрали.

— Гражданин, дай мне на время твой топор, — попросил Бийо какого-то жителя предместья.

— Бери его насовсем: раз Бастилия взята, он мне больше не нужен.

Бийо схватил топор и бросился вверх по лестнице вслед за тюремщиком, указывавшим ему дорогу.

Тюремщик остановился перед одной из дверей.

— Сюда?

— Да, сюда.

— Человека, которого поместили в эту камеру, зовут доктор Жильбер?

— Не знаю.

— Его привезли пять или шесть дней назад?

— Не знаю.

— Ничего, — сказал Бийо, — зато я сейчас это узнаю.

И он начал рубить дверь топором.

Дверь была дубовая, но дуб не мог устоять против ударов могучего фермера.

Не прошло и минуты, как уже можно было заглянуть в темницу.

Бийо приник глазом к проделанному отверстию, всматриваясь в глубь каземата.

В луче дневного света, проникавшего через зарешеченное окно башни Бийо увидел человека, стоявшего в оборонительной позе: слегка откинувшись назад, он держал в руках выломанную из кровати перекладину.

Несмотря на отросшую бородку, бледное лицо, коротко остриженные волосы, Бийо узнал пленника. То был доктор Жильбер.

— Доктор! Доктор! — закричал Бийо. — Это вы?

— Кто меня зовет? — спросил узник.

— Это я, Бийо, ваш друг.

— Вы, Бийо?

— Да, да, это он, это он! Это мы, это мы! — закричали два десятка людей которые, услышав, как Бийо ломает дверь, остановились на лестничной площадке.

— Кто вы?

— Мы, захватившие Бастилию! Бастилия взята, вы свободны!

— Бастилия взята! Я свободен! — вскричал доктор.

И, просунув обе руки в отверстие, проделанное фермером в двери, он так сильно тряхнул ее, что она едва не соскочила с петель, а большой кусок ее, надрубленный Бийо, затрещал, отломился и остался в руках узника.

— Погодите, погодите, — сказал Бийо, понявший, что еще одна атака на дверь подорвет удесятерившиеся на миг силы узника, — погодите.

И он стал колотить по двери с удвоенной мощью.