— Тем лучше, а то мне, видимо, придется проткнуть кое-кому брюхо. Слушайте, малютка. Никогда больше не возвращайтесь в Лувр. Спрячьтесь, пусть о вас забудут.
— Если я буду прятаться, мне не вызволить мужа из тюрьмы.
Вард усмехнулся.
— Как желаете, о верная и добродетельная супруга.
Кровь бросилась в лицо Анжелике. Ей захотелось укусить его, задушить.
Одним прыжком второй силуэт появился из тени.
Маркиз прижал к стене молодую женщину и встал перед ней со шпагой в руке.
На землю падал круг света от большого фонаря, висевшего перед домом Фалло де Сансе.
Анжелика, широко раскрыв глаза от страха, глядела на оборванных мужчин. Один из них держал в руке палку, второй сжимал кухонный нож.
— Нам нужны ваши кошельки, — произнес глухой голос.
— Кое-что вы получите, господа, шпага вас угостит.
Анжелика, повиснув на бронзовом дверном молоточке, колотила в дверь. Наконец, она отворилась.
Анжелика рванулась в дом, перед глазами у нее еще стоял маркиз де Вард, чья длинная шпага держала обоих бродяг на почтительном расстоянии, а те ворчали, словно голодные волки.
Дверь ей отворила Ортанс. В руке она держала свечу, а из грубой полотняной рубашки торчала худая шея. Она шла за сестрой по лестнице, приговаривая свистящим шепотом.
Она всегда это говорила. Потаскуха, вот кем была Анжелика с юных лет. Интриганка. Высокомерная лгунья, которая дорожит только состоянием своего мужа и лицемерно притворяется, будто любит его, а сама при этом шляется вместе с распутниками по трущобам Парижа.
Анжелика почти не слушала ее. Она ловила уличный шум; ясно слышался лязг стали, затем хриплый крик человека, которому перерезали горло, затем кто-то побежал прочь.
— Слушай, — прошептала она, нервно хватая Ортанс за рукав.
— Ну, что еще?
— Крик! Кто-то ранен!
— Подумаешь! Ночь — время для бродяг и негодяев. Ни одна уважающая себя женщина не отправится гулять по Парижу после захода солнца. Кроме одной, и к несчастью, она моя родная сестра!
Она подняла свечу, чтобы поглядеть на лицо Анжелики.
— Да ты бы себя видела! Фу! У тебя вид куртизанки, которая только что занималась любовью.
Анжелика вырвала свечу у нее из рук.
— А у тебя вид ханжи, которой не хватает любви. Иди, возвращайся к своему мужу-прокурору, который только и умеет в постели, что храпеть.
Анжелика долго сидела у окна, не решаясь лечь в кровать и уснуть. Она не плакала. Она заново переживала все события этого ужасного дня. Казалось, что вечность прошла с тех пор, как в комнате появилась Барба со словами: «Вот молоко для малыша».
Марго погибла, а она предала Жоффрея.
«Если бы мне это хотя бы не доставило столько удовольствия!» — повторяла она.
Ненасытность собственного тела вызывала у нее ужас. Пока она была рядом с Жоффреем, пока растворялась в нем без остатка, она не понимала, до какой степени слова, которые муж так часто повторял ей: «Вы созданы для любви», — были правдивыми. Столкнувшись в детстве с грубостью и пошлостью, она считала себя холодной и недоверчивой. Жоффрей сумел освободить ее от оков страха, но он же пробудил в ней вкус к наслаждению, которого требовала ее здоровая, деревенская природа. Иногда это даже вызывало у него беспокойство.
Ей вспомнился летний вечер, когда, вытянувшись на постели, она изнемогала от его ласк. И вдруг Жоффрей резко спросил:
— Ты мне изменишь?
— Нет, никогда. Я люблю только тебя.
— Если ты мне изменишь, я тебя убью!
«Да, пусть он меня убьет! — внезапно вскочив, подумала Анжелика. — Как хорошо будет умереть от его руки. Я люблю только его».
Облокотившись на подоконник и глядя на ночной город, она повторила: «Я люблю только тебя».
В комнате слышалось легкое дыхание ребенка. Анжелике удалось поспать один час, но с первыми лучами солнца она была на ногах. Накинув на голову платок, она на цыпочках спустилась по лестнице и вышла из дома. Она затерялась в толпе служанок, жен ремесленников и торговцев и отправилась к собору Парижской Богоматери на утреннюю мессу.
На улицах лучи солнца позолотили поднявшийся от Сены туман, заполнивший их сказочной пеленой, но еще живы были ночные тени. Бродяги, мошенники, карманники возвращались в свои логова, а нищие, калеки и плуты расползались по углам улиц.
Их гноящиеся глаза следили за скромными женщинами, отправившимися помолиться Господу перед тем, как начать дневные труды. Ремесленники раскрывали окна своих лавок. Мальчишки-парикмахеры с сумками, полными пудры, и с расческами в руках спешили заняться париками господина советника или господина прокурора.
Глава 20
Последние новости от адвоката Дегре. — Счастливое известие
АНЖЕЛИКА поднялась на сумрачные верхние галереи собора. Церковные служители, шаркая туфлями, устанавливали на алтаре чаши и кувшинчики для воды и вина, которые используются для причащения, подливали воду в кропильницы, чистили подсвечники.
Она вошла в первую попавшуюся исповедальню.