Анжелика. Королевские празднества

В висках у нее стучала кровь, пока она рассказывала о совершенном грехе супружеской измены. Получив отпущение, она прослушала мессу, затем заказала три службы за упокой души своей служанки Маргариты.

Выходя из собора, она чувствовала умиротворение.

Час угрызений совести миновал. Теперь ей предстояло собрать все свое мужество, чтобы бороться и вырвать Жоффрея из тюрьмы.

Она купила у маленького уличного торговца еще теплые вафельные трубочки и принялась за них, осматриваясь по сторонам. На соборной площади нарастало оживление. К следующим мессам, которые во множестве служили в соборе Парижской Богоматери, подъезжали знатные дамы в каретах.

Перед дверями больницы Отель-Дьё монахини складывали в ряд тела умерших этой ночью, наглухо закрытые саванами.

Телега увезет их на кладбище Невинных[226].

Хотя площадь собора Парижской Богоматери была огорожена невысокой стеной, она, тем не менее, сохраняла тот беспорядочный и живописный вид, который некогда сделал ее самым популярным местом в Париже.

Пекари всегда продавали здесь задешево хлеб для бедняков, испеченный на прошлой неделе. Зеваки толпились перед Великим Постящимся — огромной гипсовой статуей, покрытой свинцом, которую парижане видели на этом самом месте испокон веков. Неизвестно, кого изображал этот памятник: человек, в одной руке держащий книгу, а в другой — жезл, оплетенный змеями.

Он был самым известным персонажем в Париже. Ему приписывали способность говорить в дни восстаний, выражая чувства народа, и сколько же тогда появлялось пасквилей, подписанных «Великий Постящийся Нотр-Дама»…

Услышьте голос, ныне разносящийся,
Наставника, что прозван был Постящимся.
За то так прозван был, что, как в народе говорят,
Не ест он и не пьет уж сотни лет подряд.

Сюда, на паперть собора Парижской Богоматери, веками приводили преступников в рубахе смертников, с огромной свечой в пятнадцать ливров весом[227] в руках, чтобы они принесли публичное покаяние в соборе Парижской Богоматери перед костром или виселицей.

Вспомнив о зловещих призраках, Анжелика почувствовала, как по коже пробегает озноб.

Сколько их было здесь, оглушенных злобными выкриками толпы, преклонивших колени под слепыми взглядами старинных статуй святых, высеченных из камня!

Она тряхнула головой, чтобы отогнать мрачные мысли, и уже собиралась возвращаться в дом прокурора, когда ее догнал церковник в повседневном облачении.

— Мое почтение, мадам де Пейрак. Я как раз собирался к мэтру Фалло, чтобы поговорить с вами.

— Я в вашем распоряжении, господин аббат, но я не могу припомнить ваше имя.

— В самом деле?

Аббат одним движением снял широкополую шляпу и парик с короткими белыми волосами, и изумленная Анжелика узнала адвоката Дегре.

— Вы! Но к чему этот маскарад?

Молодой человек снова надел парик и проговорил вполголоса:

— Потому что вчера в Бастилии нужен был священник.

Он извлек из складок своего одеяния маленькую табакерку, взял понюшку, расчихался, высморкался и затем спросил:

— Как вы находите? Правдоподобно, не так ли?

— Несомненно. Я сама попалась на вашу удочку. Но… скажите, вам удалось попасть в Бастилию?

— Тс-с-с! Идемте к господину прокурору. Там мы сможем поговорить спокойно.

Дорогой Анжелика едва сдерживала нетерпение.

Узнал ли что-нибудь адвокат? Видел ли он Жоффрея?

Дегре очень степенно, тяжело шагал рядом с ней со смиренным видом достойнейшего набожного викария.

— И часто вам с вашей профессией приходится вот так переодеваться?

— С моей профессией — нет. Моя профессиональная гордость адвоката даже противится подобному маскараду. Но выживать-то надо. Когда я устаю от охоты на клиентов на ступенях Дворца правосудия, чтобы заполучить ведение дела, которое не принесет мне и трех ливров, я предлагаю свои услуги полиции. Если бы это стало известно, мне бы это навредило, но я всегда могу сделать вид, что действую в интересах своих клиентов.

— А не слишком ли смело переодеваться священником? — спросила Анжелика. — Ведь вас могут обвинить в святотатстве.

— Я не претендую на совершение таинств, я вызываю людей на откровенность. Мой костюм внушает доверие. Нет никого, кто кажется наивнее молоденького викария, только что покинувшего стены семинарии. Чего только ему не рассказывают. Ах! Я, конечно, не такой уж мастер. То ли дело ваш зять Фалло, который был моим соучеником в Сорбонне. Вот он далеко пойдет! Пока я играю роль аббата, семенящего рядом с прелестной девушкой, этот серьезный судья проведет все утро, стоя на коленях во Дворце и слушая судебную речь господина Талона на процессе о наследстве.

— Почему на коленях?

— Такова судебная традиция, существующая с правления Генриха IV. Прокурор готовит процесс, адвокат ведет дело в суде. Он гораздо выше рангом, чем прокурор. Тот должен стоять на коленях, пока адвокат говорит. Но зато у адвоката живот прилип к позвоночнику, а у прокурора брюхо набито. Еще бы! Он получил свою долю добрую дюжину раз на разных стадиях расследования.