Анжелика. Королевские празднества

Ею будет часто пренебрегать тот, кому придется все прощать, ведь он был неотразимо красив и обладал безграничной властью. Из-за плохого знания французского языка ей так и не удастся по-настоящему сблизиться со своим окружением. Когда королевы-матери не станет, Мария-Терезия по-прежнему будет ощущать себя иностранкой среди пышного французского двора, под легкостью, веселостью и беззаботностью которого всегда скрывалась наглость, больно ранившая получившую строгое воспитание испанку, оскорбляя то, что для нее дорого и свято.

Судьбой ей была уготована грустная жизнь. Король, которого она боготворила, лишь изредка будет снисходить до ее просьб о любви. Зато никто и никогда, раздвинув утром занавесь ее ложа, не обнаружит Марию-Терезию одну, без супруга, как это случалось с другими французскими королевами. От подобного оскорбления она будет избавлена. Так Людовик сдержит свое обещание, данное супруге однажды утром в Сен-Жан-де-Люзе, — никогда не покидать ее.

Но пока грядущее скрыто во мраке, а ход истории нетороплив. Сен-Жан-де-Люз вскоре оправится от бурного нашествия именитой толпы. Остров на реке Бидассоа, избавленный от мостов и галерей, зазеленеет молодой порослью. Отдохнувшие от праздничной суеты прекрасные контрабандистки из пограничных деревень Пасая вновь поведут свои лодки через залив. Жизнь вернется в привычное русло.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ Возвращение в Париж

Глава 16 Королевский двор возвращается из Страны Басков в Париж. — Спасение Куасси-Ба

КОРОЛЕВСКИЙ двор возвращался в Париж. Позади, за холмами и равнинами, оставался Сен-Жан-де-Люз и Страна Басков.

Городок, в котором прогремели столь яркие исторические события, вскоре растерял блеск и внешне перестал отличаться от сотен подобных ему провинциальных городков.

На одном из поворотов дороги Анжелика отодвинула занавеску и выглянула в окно, чтобы в последний раз полюбоваться величественным пейзажем. Она уже не понимала, отчего так рвется сердце: то ли это ее раненая любовь, то ли ненависть к местам, где исчез Жоффрей.

Единственной четкой линией теряющегося в дымке пейзажа оставалась фиолетовая гряда Пиренейских гор, простиравшихся неприступной цепью от Средиземного моря до Атлантического океана.

Там, за ними, оставалась блистательная и мрачная Испания.

Преодолевая горы и долины, пересекая засеянные поля и пастбища, тянулся длинный караван: кареты, запряженные четырьмя, шестью или восемью лошадьми, повозки со всевозможной утварью, кроватями, сундуками и гобеленами, навьюченные мулы, лакеи и отменно вооруженная стража верхом на лошадях.

Из каждого встречного города навстречу королевскому кортежу по пыльной дороге выезжали представители: эшевены или консулы[206] — и протягивали к королевской карете на серебряном подносе или на бархатной подушке символические ключи от города.

Анжелика вместе со всем двором тоже ехала в Париж.

— Поскольку вам ничего не говорят, то и вы ведите себя так, словно ничего не произошло, — советовал ей Пегилен.

Он то и дело говорил: «Тс-с-с!» — и подскакивал при малейшем шуме.

— Ваш муж собирался ехать в Париж, так что и мы туда отправимся. Там все и выяснится. В конце концов, все это может оказаться простым недоразумением.

— Пегилен, что вам известно?

— Мне? Ничего… Я ничего не знаю.

Он беспокойно озирался и, подхлестнув лошадь, скакал паясничать перед королем.

Анжелика решила отослать в Тулузу часть своих карет, слуг и багажа, попросив д'Андижоса и Сербало сопровождать ее в Париж. Она оставила только одну карету и повозку, а также Марго, молодую служанку — няню Флоримона, трех лакеев и двух кучеров. В последний момент цирюльник Бине и малыш-скрипач Джованни уговорили мадам графиню взять с собой и их.

— А вдруг мессир граф ждет нас в Париже, а меня не окажется с вами? Он будет весьма недоволен, уж будьте уверены, — говорил Франсуа Бине.

— Ах, увидеть Париж! Увидеть Париж! — повторял юный музыкант. — А вдруг мне посчастливится встретить там королевского менестреля, Жана Батиста Люлли[207], о котором столько рассказывают?! Я уверен, что он заметит меня и я стану великим музыкантом!

— Будь по-вашему, садитесь, великий музыкант, — сдалась Анжелика.

Она пыталась улыбаться, стараясь не уронить достоинство и цепляясь за последние слова Пегилена, как за спасительную соломинку: «Это всего лишь недоразумение».

Действительно, если не считать внезапного исчезновения графа, то как будто ничего не изменилось, не просочилось ни малейшего слуха о том, что он в немилости.

Великая Мадемуазель не упускала случая, чтобы по-дружески побеседовать с молодой женщиной. Принцесса со свойственными ей простодушием и прямотой не стала бы лицемерить.