Анжелика. Королевские празднества

Кардинал прислал драгоценных камней стоимостью более двенадцати тысяч ливров, и среди них «восхитительно крупный алмаз». Его высокопреосвященство не мог не чувствовать признательность к юной королеве — хрупкому существу, которому он был обязан ярчайшей, неожиданнейшей и самой великолепной дипломатической победой из когда-либо одержанных им, победой, поставившей точку в кровавой Тридцатилетней войне, так долго опустошавшей Европу. Война в Германии завершилась еще в 1648 году подписанием Вестфальского мирного договора, но до последнего времени во Франции и Нидерландах все еще лилась кровь из-за ошибки отца Марии-Терезии, отказавшегося подписать Мюнстерский договор и всячески поддерживающего участников Фронды.

На этот раз дело было сделано. Вот он, мир. Истерзанная Франция обязана молодой королеве возможностью вздохнуть свободно, подняться из руин, возродить земледелие и виноградарство, чтобы накормить голодный народ и возобновить торговлю. Непритворное ликование, сопровождавшее инфанту на всем пути, было свидетельством радостных ожиданий, которые породило заключение брачного союза.

Кардинал старался угодить вкусам инфанты. Помимо драгоценных камней, он отправил королеве роскошную посуду: золотые столовые приборы, тарелки, блюда, миски, а также три кареты, упряжь и шестерку лошадей для каждой.

Анжелика не смогла устоять перед искушением взглянуть на подарки королевы и окунуться в водоворот восхитительного, пьянящего изобилия. При виде сказочных даров толпу охватил безумный восторг, но справедливости ради следовало признать, что при их совершенстве и утонченной элегантности здесь было от чего потерять голову.

Первая карета была обита алым бархатом и украшена золотым шитьем. В нее были впряжены шесть буланых коней, доставленных из Московии. Вторая — зеленого бархата с серебряной вышивкой и к ней шестерка лошадей из Индии, по мнению многих — необыкновенно красивого цвета и стати. Третья…

Увлеченно рассматривая роскошные экипажи, Анжелика, не переставая, надеялась, что вот сейчас, среди этого радостного хаоса появятся Жоффрей и Куасси-Ба. Вот уже два дня от них не было никаких известий.

К этому времени прибыли четыре повозки и двадцать четыре мула в богатой сбруе с нарядами и личными вещами молодой королевы. Обоз сопровождал в Сен-Жан-де-Люз королевский дворецкий и хранитель драгоценностей граф де Реал Мануэль Мунос-и-Габон с двумя помощниками. Ранее испанцам пришлось стать свидетелями решительных возражений королевы, огорченной потерей привычной свиты и «вещей, принадлежащих ей с детства», эмоциональную ценность которых в глазах Марии-Терезии не могли возместить никакие подарки, будь то даже прекраснейшие в мире бриллианты.

Оставалось уповать, что привезенных вещей окажется достаточно, чтобы приободрить ее и развеять грусть, навеянную воспоминаниями о прошлом. Двадцать четыре мула, торжественно цокая копытами, прошли по городу, наполнив улицы мерным перезвоном колокольчиков.

* * *

Тринадцатого июня кардинал в последний раз отправился на Фазаний остров, который позднее войдет в историю как Остров Переговоров или Остров Клятв. Он пробыл там три часа, но ни один хроникер не упоминает, зачем Мазарини туда ездил и с кем встречался. Возможно, он в одиночестве вспоминал о том, как почти два года вел здесь мирные переговоры.

Уже начали разбирать временный дворец, воздвигнутый и украшенный по случаю предстоящих торжеств распорядителем испанского короля, доном Диего Веласкесом, который простудился и умер через несколько месяцев после свадьбы Людовика XIV.

Исчезли ковры и гобелены, картины и мебель.

Как только прошли последние мулы королевского обоза, разобрали опоры временных мостов. Под грохот снимаемых и увозимых досок постепенно возрождалась прежняя водная граница.

Оглядывая места, где в воздухе витали воспоминания недавних побед, Мазарини вспоминал о том теперь уже далеком времени, когда, казалось, все было потеряно. Изгнанный в далекий Кёльн, он оттуда наставлял королеву-регентшу, вселяя в беспечную от природы женщину удивительное мужество. Она высоко держала голову и достойно сопротивлялась стае оскалившихся волков, шакалов и стервятников. Она ждала его — любимого и любящего ее мужчину, черпая в ожидании силы, чтобы бороться, и радость, чтобы жить. Он вставал стеной между ней и ее врагами, вел бесконечные переговоры, сносил любые оскорбления. Наконец враги выдохлись, и тогда Мазарини сокрушил их — одного за другим.

Ненависть переполняла всех. Не найдя ничего лучше, народ, парламент, герцоги и даже принцы сплотились против кардинала. И тогда Мазарини исчез, чего от итальянца никак не ожидали. Исчезновение — не бегство. Он лишь отступил на время. Покидая страну, Мазарини выпустил на свободу гаврских заключенных: Конде, Лонгвиля и Конти, позволив им ввергнуть страну в хаос[201].