Анжелика. Маркиза Ангелов

Два тела, обнаженных и белоснежных, слились на небрежно разбросанных простынях, кружева которых свисали до пола. Тела были так тесно переплетены, что Анжелика сначала подумала о драке подростков, о борьбе между задиристыми и бесстыдными пажами, прежде чем различила мужчину и женщину.

Каштановые вьющиеся волосы мужчины почти полностью закрывали лицо женщины, чье длинное стройное тело, казалось, могло быть раздавлено телом любовника. Однако мужчина двигался нежно, ритмично, охваченный страстью, и свет ночника освещал игру его великолепных мускулов.

Что касается женщины, то в полумраке ее почти не было видно: стройное бедро, обхватившее мужское тело, мелькнувшая из-под ласкавших ее ладоней грудь. Тонкая белая рука, как бабочка, порхала туда-сюда, лаская спину мужчины, а потом внезапно, словно обессилев, падала на край кровати, и под пологом раздавался громкий женский стон. Еще некоторое время Анжелика слышала только два смешанных дыхания, с каждым мгновением все более прерывистых, похожих на звуки ветра во время бури. Затем миг тишины. И снова в темноте алькова застонала женщина, а ее ослабевшая, побежденная рука упала на простыню, словно срезанный цветок.

Увиденное потрясло Анжелику и одновременно очаровало. Она так часто рассматривала картину, изображавшую Олимп, любовалась ее красочным и выразительным величием, что теперь, ей, маленькой деревенской девочке, показалась прекрасной сцена, смысл которой давно не был для нее тайной. «Так вот она какая, любовь», — сказала себе Анжелика, и по ее телу пробежала дрожь страха и удовольствия.

Наконец любовники разжали объятия. Теперь они отдыхали, лежа рядом, словно две неподвижные бледные скульптуры. Их дыхание становилось все тише и размереннее, будто они засыпали. Никто из них не произнес ни слова. Женщина пошевелилась первой. Она протянула белую руку к ночному столику, на котором стоял графин с вином темно-рубинового цвета и томно засмеялась.

— Ах, дорогой, я лишилась последних сил, — прошептала она, — вы должны выпить со мной это прекрасное руссильонское вино, которое оставил ваш предусмотрительный слуга. Наполнить вам бокал?

Мужчина, которого в глубине ниши почти не было видно, ответил невнятным бормотанием, впрочем, похожим на согласие. Дама, к которой, казалось, вернулись силы, наполнила бокалы, один из которых протянула любовнику, а второй с явным удовольствием выпила сама.

Тут Анжелика подумала, что тоже хотела бы лежать, обнаженная и расслабленная, в этой постели и смаковать чудесное вино с юга Франции. «Шодо принцев», — думала она. Стоять на карнизе было весьма неудобно, но сейчас Анжелика этого не замечала. Она словно завороженная рассматривала женщину, она восхищалась ее идеально круглой грудью с малиново-красными сосками, ее упругим животом, длинными скрещенными ногами. На подносе лежали фрукты. Женщина взяла персик и впилась в сочную мякоть зубами.

— Черт бы побрал этих несносных людей! — вскричал мужчина и выбрался из кровати, перепрыгнув через любовницу.

Анжелика, которая не слышала стука в дверь, решила, что ее обнаружили и, затаив дыхание, вжалась в стену. Когда она вновь осмелилась выглянуть, то увидела, что «бог» облачился в широкий коричневый халат с серебряным поясом. Его лицо оказалось не таким красивым, как тело. Лет тридцати с длинным носом и суровыми горящими глазами, он напоминал хищную птицу.

— Я не один, а с герцогиней де Бофор! — крикнул он, повернувшись к двери.

Глава 11

Несмотря на предупреждение, в дверях показался слуга:

— Простите меня, Ваше Высочество. В замок только что прибыл один монах, он настаивает на встрече с принцем Конде. Маркиз дю Плесси решил немедленно сопроводить его к Вашему Высочеству.

— Пусть войдет, — произнес принц после недолгого молчания.

Затем он подошел к эбеновому секретеру, стоявшему у окна, и выдвинул ящики.

Слуга ввел в комнату еще одного человека — монаха в рясе с капюшоном на голове, который приблизился к принцу, низко кланяясь на ходу.

Когда он, наконец, покончил с церемониями и выпрямился, открылось его загорелое лицо с темными миндалевидными глазами.

Появление духовного лица, казалось, ничуть не смутило женщину, расположившуюся на кровати. Она продолжала безмятежно лакомиться фруктами, едва прикрыв покрывалом бедра.

Мужчина с каштановыми волосами, склонившись над секретером, доставал большие конверты с красными печатями.

— Отец мой, — проговорил он, не поворачиваясь, — вас послал месье Фуке?[68]

— Да, монсеньор.

Монах прибавил какую-то фразу на певучем языке, который Анжелика приняла за итальянский. По-французски он говорил с акцентом: в его голосе появлялась какая-то детская интонация, которая, однако, не лишала речь монаха изящества.

— Пароль вовсе не обязателен, синьор Экзили[69], — сказал принц Конде, — я бы узнал вас и так по приметам и главное — по голубому пятнышку в уголке глаза. Так это вы тот самый знаменитый кудесник, владеющий сложной и тонкой наукой изготовления ядов? Говорят, вам нет равных в Европе.