Анжелика Маркиза Ангелов

Анжелика приложила пальцы к вискам. Они были влажными. «Что это со мной? — подумала она. — Мне кажется, я сейчас взорвусь и закричу от ненависти. Почему?.. Отец счастлив. Он выдает меня замуж почти по-королевски. Тетушки ликуют. Граф де Пейрак послал им ожерелья из драгоценных камней с Пиренейских гор и множество всяких безделушек. Мои братья и сестры получат хорошее воспитание. А я, на что мне жаловаться? В монастыре нас всегда предостерегали против романтических грез. Знатный и богатый муж — разве не к этому должна стремиться девушка благородного происхождения?»

Она дрожала, словно выбившаяся из сил лошадь. Впрочем, Анжелика не чувствовала усталости. Просто это была нервная реакция, протест всего ее существа, которое не выдержало и взбунтовалось в самый неожиданный момент. «Страх ли это? Еще эти истории кормилицы, которая во всем готова увидеть дьявольские проделки. Почему я должна ей верить? Она всегда была склонна к преувеличению. Ни Молин, ни отец никогда не скрывали от меня, что граф де Пейрак — ученый. Но заключить из этого, что он устраивает бог весть какие демонические оргии, это уж слишком. И потом, если бы кормилица действительно подозревала, что я могу попасть в руки такому чудовищу, она бы не отпустила меня. Нет, я ничего не боюсь. Я не верю этому».

Сидящий рядом с ней маркиз д'Андижос, повязав салфетку, держал в одной руке сочный трюфель, а в другой — бокал бордоского вина. Немного охрипшим голосом с небольшим акцентом, то и дело удовлетворенно икая, он декламировал:

— О божественный трюфель! Благодетель влюбленных! Влей же в мои вены любовный трепет! Я буду ласкать мою подружку до зари!

«Вот оно, — поняла вдруг Анжелика, — вот то, на что я никогда не соглашусь и не смогу вынести».

У нее перед глазами встал образ уродливого и страшного сеньора, чьей законной добычей она стала. В ночной тишине в далеком Лангедоке этот пугающий незнакомец будет ее полным властителем. Она может кричать, звать на помощь, умолять, но никто не придет. Он купил ее, ее продали. И так будет до конца ее дней!

«Вот что думают люди, но не говорят открыто, вот о чем, возможно, шепчутся на кухне слуги и служанки. Вот почему жалость ко мне читается в глазах этих музыкантов с юга и этого милого Энрико с вьющимися волосами, который так искусно бьет в тамбурин. А впрочем, лицемерие куда сильнее жалости. Одного человека принесли в жертву, зато сколько довольных! Золото и вино текут рекой! И какое кому дело до того, что там потом произойдет между их господином и мной! Ну нет, клянусь, никогда он до меня не дотронется…»

Анжелика поднялась, ее внезапно охватил страшный гнев, и усилия, которые она прилагала, дабы его превозмочь, вызвали у девушки почти болезненные ощущения. Наблюдая за пирующими, чей гвалт заглушал даже громкую музыку, Анжелика думала, что еще чуть-чуть, и она начнет кричать, выть и бранить их всех. Поздно! Скандал бесполезен! Гости восприняли бы всплеск ее эмоций как бурное выражение радости, знак, что пришло время для танцев и фарандолы!

В этот момент она заметила прибывших музыкантов со свирелью и волынкой. Они поднялись на крыльцо, разговаривая о чем-то с другими, решившими промочить горло. Поздно! Слишком поздно! Больше ей ни к чему слушать сельскую музыку своего детства. Она была в ловушке! Она была обречена!

Внезапно она поняла, что ей надо сделать, чтобы отомстить за принудительный брак, избежать хотя бы в своих собственных глазах унизительной роли жертвы. Жиль де Рец с юга Франции не будет первым.

Она стала удаляться от стола, и в гомоне голосов никто не заметил ее ухода. Больше всего на свете ей хотелось, прежде чем попасть в руки другого, отдаться молодому и красивому мужчине.

Увидев дворецкого по имени Клеман Тоннель, нанятого отцом в Ньоре, она спросила у него, где слуга Николя.

— Он в сарае, разливает вино, мадам.

Девушка отправилась в указанном направлении. Она шла, словно во сне. После сцены в лесу Николя больше на нее не смотрел и ограничивался выполнением своих обязанностей слуги, впрочем, с некоторой небрежностью. Она нашла его в пристройке, где он переливал вино из бочек в кувшины и графины, которые ему непрерывно подносили мальчишки-слуги и пажи. Николя был одет в золотисто-желтую ливрею с обшитыми галуном отворотами, которую барон де Сансе взял напрокат по случаю празднеств. Этот наряд отнюдь не выглядел на нем нелепо, напротив, даже придавал элегантности. Увидев Анжелику, он выпрямился и сделал глубокий поклон в стиле дворецкого Клемана, обучавшего всю домашнюю прислугу двое суток накануне праздника.

— Я искала тебя, Николя…

— Госпожа графиня…

Она бросила взгляд на мальчишек, которые ожидали, стоя с кувшинами в руках.

— Поставь кого-нибудь из мальчиков вместо себя и иди за мной.