Анжелика. Война в кружевах

Филипп никак не отреагировал на эти слова. Вздохнув, он снял все кольца с правой руки — сочетание украшений его не устроило, и в задумчивости замер перед раскрытым ларцом. Затем как будто вспомнил об Анжелике и со скукой в голосе произнес:

— А! Да? Так что же, примите мои поздравления, это великолепная новость. Мессир де Вивонн осыпан милостями короля, и благодаря своей сестре, мадам де Монтеспан, он еще долго будет пребывать в фаворе.

— Но мессир де Вивонн отправляется в поход в Средиземное море.

— Еще одно доказательство благосклонности и доверия короля.

— Мой сын еще слишком маленький!

— А что он сам думает о такой службе?

— Кто? Кантор? Ну… Мне показалось, что он очень доволен и даже рвется сопровождать этого дворянина. В этом нет ничего удивительного: мессир де Вивонн его всячески балует и по любому случаю одаривает сластями. Но восьмилетний ребенок не в состоянии выбирать собственную судьбу. А я не знаю, как поступить…

Филипп изумленно приподнял бровь.

— Но вы же хотите, чтобы он сделал карьеру?

— Да, но…

— В таком случае — никаких «но»! — с усмешкой прервал он.

Анжелика заговорила очень быстро, ее щеки вспыхнули от волнения.

— У герцога де Вивонна репутация развратного человека. Он из свиты Месье — а всем известно, что это значит. Я опасаюсь доверить своего сына человеку, который может его испортить.

Маркиз дю Плесси надел на палец перстень с огромным бриллиантом, два других кольца и подошел к окну, чтобы посмотреть, как переливаются грани камней в лучах солнца.

— А кому бы вы хотели его доверить? — очень медленно произнес он. — Высоконравственному человеку? Не ханже, не доносчику, не влиятельному интригану, осыпанному почестями… Но в окружении короля таких людей нет! Наука жизни не так-то проста. Нравиться сильным мира сего — задача не из легких.

— Но он такой маленький, — повторила Анжелика. — Я боюсь, как бы он не стал свидетелем сцен, которые оскорбят его невинность.

У Филиппа вырвался сдержанный смешок.

— Какая щепетильность со стороны честолюбивой матери! Скажем, мне едва исполнилось десять лет, когда мессир де Кульмер уложил меня в свою постель. А через четыре года, когда мой голос окреп, показывая, что я становлюсь мужчиной, мадам дю Креси тут же возжелала отведать «весенний плод» и предложила — или скорее, навязала — мне уют своего алькова. А ведь ей было уже за сорок… Что вы скажете о таком сочетании изумруда и бирюзы?

Анжелика лишилась дара речи. Она была шокирована.

— Филипп! О Господи! Филипп…

— Да, наверное, они действительно не подходят друг к другу. Вы правы. Сияние и яркая зелень изумруда затмевают голубизну бирюзы. Лучше я дополню изумруд еще одним бриллиантом.

Маркиз бросил быстрый взгляд на жену и усмехнулся.

— Перестаньте делать такое несчастное лицо. Если мои рассуждения вас смущают, зачем вы пришли просить совета? Может быть, вы не знаете, в чем заключается полноценное воспитание молодого дворянина? Или просто притворяетесь, что не знаете? Предоставьте своим детям возможность расти в окружении почестей.

— Я их мать, и сейчас не могу думать только о почестях. Я не вправе оставлять их без духовной поддержки. Неужели ваша мать никогда не заботилась о вас?

На лице Филиппа появилось презрительное выражение.

— Ах, правда, я и забыл… Мы с вами получили разное воспитание. Если меня не подводит память, вы в детстве бегали босиком, ели суп из капусты и слушали сказки о привидениях. В таких условиях несложно расти под материнским присмотром. В Париже, при дворе, у матери нет времени даже для собственного ребенка.

Вернувшись к туалетному столику, маркиз открыл новую шкатулку. Анжелика не видела его лица, а лишь светловолосую голову, которая, казалось, склонялась все ниже под гнетом воспоминаний.

— Почти голый и продрогший, — прошептал Филипп, — иногда голодный… брошенный на попечение лакеев или служанок, которые меня развращали. Вот какой была моя жизнь здесь, в этом особняке, который в один прекрасный день я должен был унаследовать. Но когда речь заходила о том, чтобы вывести меня в свет, не существовало никаких ограничений. Самые роскошные костюмы, самый мягкий бархат, тончайшие воротники. Долгие часы цирюльник возился с моей шевелюрой. А когда показной спектакль заканчивался, я снова оказывался в своей темной комнате, затерянной в лабиринте коридоров. Я скучал. Никто не позаботился о том, чтобы научить меня читать или писать. Я был счастлив, когда мессир де Кульмер, соблазненный моей красивой мордашкой, взял меня на службу.

— Иногда вы приезжали в Плесси…

— Эти поездки были слишком короткими. Мне надлежало появляться при дворе, ведь продвинуться можно, только всегда оставаясь на виду. Отец, а я был его единственным сыном, и мысли не допускал о том, чтобы оставить меня в глуши, в провинции. Он радовался скорости, с которой я поднимался по придворной лестнице… Я был совершенно невежественен и глуп, зато красив.

— Вот почему вы так и не познали любви, — тихо сказала Анжелика, обращаясь скорее к самой себе.

— Ошибаетесь! Мне кажется, что в этой области мой опыт весьма богат и разнообразен.