Анжуйцы

Буаробер небрежно кивнул и последовал за графом. Рука де Меранжака, унизанная перстнями невероятной величины и неописуемой красоты, потянулась к эфесу, но Сен-Лоран накрыл её своей тонкой, белой ладонью, с обожанием воззрившись на любимого друга, рычащего в след неуклюжему приору.

– На этот раз вы откусили больше, чем сможете проглотить, господин приор.

Злобно прошептал дворянин, но тут же замолчал, услышав голос утонченного виконта.

– Не стоит горячиться барон, месть не терпит спешки, она требует верной руки и холодного сердца. А сегодняшний вечер нам обещает быть увлекательным и без участия сего вздорного пребендария. О, а вот, извольте, и подтверждение моих слов. Я вижу, к нам спешит милейший господин Бакстон!

Оказавшись на балконе, англичанин, с присущей ему мрачностью оглядел ожидавших его театральных вивёров, устало опустившись на скамью.

– Что ж, господа, вот настал и наш час. Я сделал то чего так давно и беззаветно желал и обещал вам исполнить

– Вы вызвали их?!

Взволнованно выпалил Сен-Лоран.

– Всех четверых.

– Ну, что ж господа мушкетеры, теперь пришло время ответить за вашу неосмотрительность и неуважение в отношении принца Конде и его людей!

Прошипел пребывавший в ярости де Меранжак.

– Не томите, Бакстон, где и когда?!

Уголок рта англичанина исказила дьявольская улыбка, когда он взглянул на задавшего вопрос Буларона.

– Завтра, в полдень, на пустыре за Люксембургским дворцом.

Половина его лица засветилась ненавистью и злобой. Он, обменявшись взглядами с каждым из товарищей, негромко произнес:

– Теперь же, господа, мне придется оставить вас. Сегодняшнюю ночь, я намерен провести наедине с самим собой, ведь завтра, не исключено, что моя душа навсегда покинет бренное тело, и я хочу быть готовым к этому. Имею честь господа.

Оказавшись у двери театра, Буаробер увидел, в конце улицы, свечение факела скорохода⁵ сопровождавшего портшез де Ла Тура, не успевший скрыться за углом. Он нахлобучил шляпу, и, глядя вслед удаляющемуся паланкину⁶, прошептал, обращаясь к самому себе:

– Подозрительность, друг мой Франсуа, порождает недоверие.

В этот миг, на колокольне Сент-Эсташ, пробило десять. Приор поглядел в ночное небо. «Что ж, сейчас только десять, ещё успею подготовиться к встрече у Трагуарского креста.» – подумал он, как вдруг услышал голос, заставивший его отвлечься, от насущных размышлений. Буаробер неуклюже обернулся, прищурив близорукие глаза.

– О, господин де Вард! Рад вас повстречать в столь неспокойное, для прогулок по парижским улицам, время суток. Значительно приятнее, откровенно признаться, совершить променад, улавливая, под боком, мерное бряцанье шпаги лейтенанта кардинальских гвардейцев.

Офицер улыбнулся. Прелат взял под руку лейтенанта, и они побрели, во тьме, как старые приятели.

Дело в том, что господин Буаробер, был частым гостем в Пале-Кардиналь, хотя и не афишировал этих визитов. Их дружба, с первым министром, являлась неким исключением в отношениях кардинала с людьми. «Красный герцог», как называли Ришелье преимущественно недруги, не позволял себе подобных слабостей. Он слыл человеком, не одобрявшим ни дружеских, ни родственных отношений, ни прочих сантиментов, искренние проявления которых искусно скрывал под пурпурной мантией. Именно в резиденции кардинала, Буаробер, имел честь, быть представленным людям, окружавшим первого министра. Одним из таковых являлся лейтенант гвардии Его Высокопреосвященства Франсуа Рене дю Бинек-Крепиню, граф де Вард, принявший непопулярную, среди высшего дворянства, сторону Ришелье. Де Вард с первой минуты проникся задушевной симпатией к остроумному приору, проницательно распознав в нём открытость и прямодушие, проявляемое к друзьям, а так же стойкость и непримиримость, припасенные для врагов.

– Отчего вы в одиночестве? Я, пожалуй, попаду в затруднительное положение если дерзну назвать образованного парижанина не желающего завести дружбу с «Веселым аббатом».

– Ну, что вы, милый граф, человек, который дружен со всеми вовсе не имеет друзей.

Буаробер поскользнулся, крепче вцепившись в руку гвардейца, когда они переступили через сточную канаву где скопилась зловонная слизь, проистекающая из Шампо.

– Клянусь Девой Марией, мне вас послало Проведение. Да-да, именно Проведение.

Прокряхтел прелат, подняв голову, вновь поглядывая в звёздное небо.

– Скажите, граф, вы любите созерцать ночное небо?

– Безусловно, это вполне присуще каждому человеку. Вот только я не советую делать этого на темных парижских улицах, не то, чего доброго, свернете шею, среди этого неподобства.

– Ах, лейтенант, даже если и упаду.. .Это не имеет значения, лежу я или стою, я живу на коленях.

– Что это с вами, милейший Буаробер?!

– Ничего, ничего, всё пройдет, как говориться в Писании, все пройдет. Sin tut san taut non sint⁷. Да-да, именно.

– Да, что с вами сегодня?

Буаробар остановил спутника и, заглянув в глаза доверительно, произнес:

– Граф, Бога ради не сочтите за назойливость, скажите, отчего это вы по ночам бродите по пустынным улицам. Я не поверю, что у столь блистательного молодого кавалера, не нашлось занятия поинтересней?